Уравнение профессора Л.А. Калинникова

Профессор Л. А. Калинников

Владимир Гильманов – к 80-летнему юбилею профессора БФУ имени И.Канта, доктора философских наук Леонарда Александровича Калинникова.

В книге второй Трансцендентальной диалектики уже ставший «критическим» Кант, размышляя о паралогизмах трансцендентальной психологии, полагает, что в основу истинной науки «чистого разума о природе нашей мыслящей сущности… мы можем положить только простое само по себе совершенно лишённое содержания представление: Я, которое нельзя даже назвать понятием, так как оно есть лишь сознание, сопутствующее всем понятиям. Посредством этого Я, или Он, или Оно (вещь), которое мыслит, представляет не что иное, как трансцендентальный субъект мысли = Х, который познаётся только посредством мыслей, составляющих его предикаты, и о котором мы, если его обособить, не можем иметь ни малейшего понятия; поэтому мы постоянно вращаемся здесь в кругу…» В этом и многих других пассажах мысль Канта постоянно вращается в кругу, центр которого инициирует главный вопрос его философии: что такое человек? чему равен Х?

Смог ли профессор Л.А.Калинников решить это уравнение в отношении самого себя за 80 лет? Ведь это сложнейшее уравнение в отношении неизбывной тайны души как субстанции, которая, по убеждению Канта в его споре с Мендельсоном, есть величина не постоянная. «В ней нет никакой экстенсивной величины», но «всё же нельзя отрицать у неё, как и у всего существующего, интенсивной величины […], а эта интенсивная величина может убывать через бесконечное множество меньших степеней… и может превратиться в ничто если не путём деления, то путём постепенного ослабления (remissio) её сил…»

Кто знает, может быть, в самом деле, можно за 80 лет при постоянном психоаналитическом усилии мониторить состояние внутренней душевной субстанции, «постоянно вращаясь здесь в кругу», но уравнение «интенсивной величины» профессора Калинникова давно решено в круге его творческой судьбы теми, кто вошёл в этот круг: Х = …! Когда весной 1982 года, готовясь к сдаче философского минимума, мы, аспиранты и соискатели разных специальностей, встретились на занятиях с Л.А.Калинниковым, то случилось то, что можно назвать первым эмпирическим опытом идейного максимума философии Канта. Она, конечно, оставалась тогда ещё для большинства ноуменом, но её феноменологическая суть открылась в опыте «интенсивной величины» по имени профессор Калинников. После его кантоведческих размышлений мы, слоняясь по улицам вечернего города, тоже размышляли о шансах «категорического императива» как принципа морально-нравственной каузальности, открывающего, ну, если не дверь, то хотя бы форточку в моральную онтологию человеческой истории. И в ходе этих перипатетических метаний, пересекавших, в том числе, «философскую тропу» Канта, родилось нечто общее, объединившее тогдашний «философский минимум» тех, кто попал в круг предикатов мысли Л.А.Калинникова: «Но ведь она, эта моральная онтология, возможна! Чтобы так думать и говорить, как этот профессор, нужно уже быть голосом этой онтологии, доказывая её энтелехию!» Х =…!

Этот первый опыт практического разума как истинной сути Кантовой философии был дарован нам её феноменологической персонификацией – скромным, добрым, но безукоризненно дисциплинированным в суждениях и оценках профессором, который, однако, всё ещё был для нас Х=…! Но ему уже удавалось то, что почти немыслимо в отношении амбициозной юности, нередко проникнутой опасной пассионарностью самоуверенности и творческой дерзости: он стал мягко, но последовательно дисциплинировать наши буйные умы, вводя в необходимый канон чистого разума. Он был для многих первым, кто заставил всерьёз задуматься о словах Канта: «Итак, величайшая и, быть может, единственная польза всякой философии чистого разума только негативна: эта философия служит не органоном для расширения, а дисциплиной для определения границ, и, вместо того чтобы открывать истину, у неё скромная заслуга: она предохраняет от заблуждений». Из последующего опыта «интенсивной величины» по имени профессор Калинников с его верой в науку и прогресс мне стало ясно, каким сильным нужно быть, чтобы находить энергию для синтетических суждений, способных логически аргументированно согласовывать этику естественнонаучного познания и принципы практического разума на сложной границе этико- и физикотеологии…

И вот после первого, почти 40 лет назад, опыта в «философском минимуме» начинающего филолога я продолжаю оставаться в круге творческой судьбы профессора Калинникова, вольно или невольно думая об уравнении этого уникального явления не только и не столько в моей жизни, сколько в жизни нашего города и университета. Ведь когда он в 1966 году приехал в Калининград, духовный климат этого топоса стал, без сомнения, меняться. Будучи безусловным сыном своего Отечества, он, открывая российское кантоведение в послевоенном Кёнигсберге-Калининграде, не мог не стремиться к тому, чтобы сделать Канта поводом для необходимой общественной и индивидуальной практики морального добра и ответственности. Решая, казалось бы, уже неразрешимую задачу преодоления бытийных разломов и разрывов, он много пишет и делает в поисках путей от Канта к русской философии и поэзии и от них к Канту. Он создаёт уникальный музей Канта в Калининградском университете. Он организует Кантовское общество в Калининграде и выпуск «Кантовского сборника». Он, как своим научным авторитетом, так и общественным статусом, содействует тому, чтобы университету было присвоено имя Канта… Он движим какой-то поразительной энергией, будучи убеждён, что именно «Кант одним из первых» указал на то, что «глубокое и всестороннее развитие как этики, так и эстетики… всем ходом развития современной науки превращается в средство её (науки) дальнейшего продвижения к истине». Об этом он пишет в своей работе от 1975 года «Об основном пафосе «критической» философии» (в сборнике «Вопросы теоретического наследия Канта», Калининград, 1975). Откуда эта энергия, которая удивительным образом сохраняется и до сих пор без признаков истощения и remissio её сил? Чему всё же равен Х?

Думаю, что это уравнение профессора Л.А.Калинникова столь же уникально, как то, во что прозревает Кант в своём критическом исследовании чистого разума и, соответственно, чистой психологии, представляющей собой «мыслящую субстанцию как принцип жизни в материи, т.е. как душу и как основание одушевлённости; одушевлённость, ограничиваемая духовностью, даёт [понятие] бессмертия». Это уравнение разрешаемо только в коде бесконечности, о чём в пафосе «Критики практического разума» размышляет и Кант в своём Заключении, связывая тайну морального закона с тем, что «бесконечно возвышает мою ценность как интеллигенции через мою личность […], по крайней мере поскольку это можно видеть из целесообразности назначения моего существования через этот закон, которое не ограничено условиями и границами этой жизни, но идёт в бесконечное». Уравнение профессора Калинникова – это уравнение бесконечности в его пафосе веры в то, что он выразил в упомянутой уже работе «Об основном пафосе «критической» философии»: «Человечество достигает Истины, добиваясь её гармонии с Добром и Красотой». Он выразил это не только в данной работе, но и во многих других, а самое главное – в работе своего практического разума, то есть в своей удивительной судьбе, остающейся верной Истине, Добру и Красоте.