Алексей Круглов: «В русской литературе Кант оставил более заметный след, чем в немецкой»
– Действительно, долгое время господствовало представление, что Кант был чужд русской философии, что он не принимался ею, отторгался. Я не могу сказать, что подобная позиция совсем не имеет под собой никаких оснований, однако, если говорить объективно, то в России значительная часть философских течений, идей, мыслей так или иначе была в диалоге с кантовской философией. В том числе и в позитивном диалоге.
Например, учебники естественного права, по которым сдавали экзамены желавшие продвинуться в табели о рангах чиновники, были написаны на основе трудов Канта.
Этот философ был непререкаемым авторитетом у авторов этих учебников, поскольку сумел наглядно показать различие между моралью, нравственностью с одной стороны и правом – с другой.
В качестве разделительной черты здесь выступает вопрос о свободе – внутренней и внешней. То есть, пока я внешне соблюдаю предписанное мне, никого не должно интересовать, что происходит внутри меня.
Также можно говорить о том, что в русской литературе происходило некоторое переосмысление кантовского учения о пространстве и времени.
Его идеи нашли, например, отражение в творчестве Андрея Белого, Александра Блока, Сигизмунда Кржижановского.
Это не значит, что все упомянутые мною литераторы являлись сторонниками «Критики чистого разума». Но для того, чтобы использовать философскую идею, совсем не обязательно быть её догматическим сторонником.
Гораздо важнее философский диалог, даже – спор. В известном смысле некоторые критики Канта – в большей степени кантианцы, чем те, кто, как попугаи, повторяют его тезисы.
– Можно ли говорить, что в русской литературе идеи Канта прижились лучше, чем в русской философии?
– И да, и нет. Русская философия переживала в XIX веке разные времена. Когда философия в силу разных причин запрещалась в университетах, центром восприятия кантовской философии, действительно, оказывалась литература или духовно-академическая среда. Но были времена, когда философские споры велись и в университетских аудиториях, и на страницах специализированных изданий.
Но как бы то ни было, похоже, что в русской литературе Кант оставил более заметный след, чем в немецкой или во французской. Возможно, это связано со своеобразием русского восприятия Канта.
– Бытует мнение, что философия Канта приобрела популярность в России благодаря русским офицерам, которые в период, когда Кёнигсберг входил в состав Российской империи, активно посещали лекции философа.
– Нет, это точно не так. В России стали воспринимать Канта как серьезного мыслителя лишь в 90-е года XVIII века. И это было связано в первую очередь с Николаем Карамзиным, который впервые на русском языке написал о взглядах Канта в «Письмах русского путешественника», и с деятельностью двух профессоров Московского университета – И.В.Л. Мельмана и И.М. Шадена.
Что же касается периода Семилетней войны, то тогда Кант был относительно молодым приват-доцентом, который ещё не написал свои главные философские произведения. У него было довольно много конкурентов его возраста, и нельзя сказать, что он сильно выделялся на их фоне или подавал какие-то особые надежды. Место профессора в университете, на которое претендовал Кант, занял другой философ – И. Ф. Бук. Причем, занял заслужено. Он был любимым и самым главным учеником профессора М. Кнутцена, у которого учился и Кант.
Бук после смерти Кнутцена стал вести все его курсы. Он больше времени провёл в университете, у него был больший стаж.
У Канта имелись свои преимущества на тот момент. Скажем, в отличие от Бука, он интересовался актуальными событиями в мире – например, землетрясением в Лиссабоне в 1755 года, его занимали вопросы космологии и космогонии. Он читал свои курсы по новым интересным учебникам. Но преимущества Бука оказались весомее.
По большому счету Кант поначалу был известен не как философ, а как элегантный или галантный магистр, который вёл светский образ жизни, бывал в те годы в казино. И дисциплины, которые он преподавал русским офицерам (а, судя по всему, это были офицеры балтийского происхождения, которые могли свободно воспринимать немецкий язык), никакого отношения к философии не имели. Это была, например, пиротехника, военная архитектура.
Уже после окончания Семилетней войны сюда приезжали студенты из России, которые учились в университете Кенигсберга, и некоторые спустя много лет с удивлением узнавали, что в то время там преподавал Кант.
Классический пример связан с Андреем Тимофеевичем Болотовым, который был поклонником другого конкурента Канта – Д. Веймана, и который уже после смерти Канта писал о том, что Кант показался ему довольно бестолковым и что сейчас он очень удивлен тем, что тот смог добиться такой известности и славы.
Кант и в самом деле совершил какой-то гигантский рывок в своём философском развитии. Сравнивая его работы 50-60-х годов с работами 80-х годов – иногда даже не веришь, что это написал один и тот же человек. Особенно это касается сферы практической философии и этики. Просто какая-то фантастическая эволюция, развитие взглядов! И, если бы этой эволюции не произошло, то мы бы сегодня не вспоминали Канта, как не вспоминаем профессора Бука или приват-доцента Веймана.
– Кого в России можно назвать наиболее последовательным кантианцем?
– Такого человека нет. И для многих это является аргументом в пользу того, что Кант-де не прижился на местной почве, что он здесь не нужен, что он здесь чужой. Но если вдуматься, то дело обстоит с точностью до наоборот. Понимаете, бывают разные философы. Некоторые пытаются репродуцировать самих себя в череде каких- то эпигонов. Кант полностью этого не избежал – в 90-х гг. XVIII века была какая-то молодая поросль в Германии, которая непосредственно у него не училась, но которая выступала в качестве фанатичных, догматичных, в чем-то недалеких кантианцев, потому что ни глубины, ни связи между различными сферами его философии они до конца не ощущали. Но то обстоятельство, что Кант очень долго преподавал в Альбертине и никакого упрямого, догматичного кантианца не произвёл, говорит сам за себя. Один из его учеников И. Г. Гердер говорил, что Кант «приятно принуждал к самостоятельному мышлению». В этой двойной парадоксальности, наверное, и схвачено что-то присущее кантовской философии. И то, что в России не было таких вот догматичных фанатиков, скорее говорит в пользу кантовской философии и в пользу того, что она здесь воспринималась правильно. В отличие, скажем, от философии Гегеля.
– О Канте ходит много разного рода историй, касающихся его образа жизни, его привычек. Создался образ эдакого сухаря со странностями. Насколько он соответствует действительности?
– Кант родился в 1724 году, а умер в 1804-ом. Почти все эти истории, о которых вы говорите, в той или иной степени отражают лишь последние 20 лет его жизни. Некоторые старческие слабости преподносятся так, будто Кант с ними родился. При этом многое выдумано, многое откровенно натянуто. Но некоторые истории имеют реальную подоплеку. Вот, например, эта.
В Пруссии скот можно было забивать только в определённый день недели – в пятницу. Однажды Кант вышел на прогулку и увидел мясника, который, впав, как бы сейчас сказали, в состояние аффекта, бежит с огромным тесаком в руках за женой. И в этот момент маленький тщедушный старичок спокойно сказал ему: «Что ты делаешь? Сегодня же среда, а день забоя будет лишь в пятницу». И это подействовало должным образом. Мясник пришел в себя, опустил тесак и спокойно пошел домой.
Или вот другая история о том, как полезно читать книги. Однажды Кант шёл по Кёнигсбергу, и на одной из узких улочек навстречу ему выбежали кони. Спрятаться было негде. Но Кант знал (он читал об этом в какой-то книжке), что лошадь инстинктивно не наступает на человека, лежащего на земле. Он упал ничком, и лошади промчались, не задев его ни одним копытом. А если бы он остался стоять, мы бы не знали ни «Критики чистого разума», ни других великих кантовских произведений.
– Центр гуманитарного онлайн-образования БФУ имени Канта продолжает работу над целым рядом видеопроектов по популяризации философии. Вы тоже приняли в этом участие, снявшись в нескольких передачах. Как вы оцениваете это начинание?
– Весьма положительно. Для меня было удивительно то, какой интерес у зрителей вызывают эти ролики – ведь количество просмотров давно превысило миллион! И это означает, что способ популяризации философского знания выбран правильно.
Но главный успех будет, на мой взгляд, заключаться в том, если после просмотра этих сюжетов люди захотят обратиться к первоисточнику, приобщиться к книге.