Пярттюли Ринне. От самосохранения к космополитической дружбе: Кант и восхождение любви

Публичная лекция, прочитанная 20 февраля 2018 г. Пярттюли Ринне в корпусе Института гуманитарных наук БФУ им. И. Канта (г. Калининград, ул. Чернышевского, д. 56а) в рамках Кантовского лектория Академии Кантианы БФУ им. И. Канта.

Я благодарен БФУ им. И. Канта и Академии Кантиане и в особенности профессору Нине Дмитриевой за возможность выступить сегодня перед вами. Я также хотел бы поблагодарить к. филос. н. Валентина Балановского и к. филос. н. Леонида Корнилаева за гостеприимство. Для меня, человека, посвятившего значительную часть жизни изучению философии Канта, особая честь выступить в городе Канта. Я рад сегодня быть здесь.

Лекция будет посвящена понятию любви в философии Канта. Я во многом буду опираться на мою недавно вышедшую книгу «Кант о любви» (“Kant on love”, Berlin: De Gruyter, 2018). Сначала разберемся, зачем вообще рассматривать любовь в контексте философии Канта. Любовь – далеко не первое, о чем вспоминаешь, говоря о Канте и его философии. Кант не был женат. В человеческой сексуальности он видел серьезную проблему для нравственности. Секс в то время считался чем-то постыдным. Он объективировал, был унизительным для человеческого достоинства, его сравнивали с каннибализмом. Кант презирал гомосексуальность и мастурбацию. Кантовскую этику часто называют холодной и чересчур формальной. Считается, что Кант ставил «долг» и «чистый разум» выше всего остального, не одобрял эмоции и склонности, видел в них препятствие на пути моральной жизни. Сегодня кантоведы, в особенности специалисты по кантовской этике, все чаще отвергают представление о кантовском учении как о суровом, аскетичном и «холодном». В частности, зрелая моральная философия Канта, изложенная в «Метафизике нравов» рассматривает эмоции и соответствующие умонастроения как элементы моральной жизни. Кант признает, что чувства и эмоции – важная часть человеческого существования. Нравственный характер невозможен без культивации некоторых положительных эмоций. Зрелая позиция Канта такова: нравственное совершенствование и нравственное действие требуют осознания и работы над эмоциями в отношении другого. Например, такими как любовь. Кант писал о любви гораздо больше, чем было принято считать ранее. В кантовской философии любовь встречается в разных контекстах и имеет несколько значений. Но, согласно Канту, чувство любви не может быть объективным основанием нравственности. Таковым основанием остается чистый практический разум и уважение к моральному закону.

Тема сегодняшней лекции была выбрана неслучайно. Во-первых, для кантоведов, историков философии и вообще философского сообщества важно иметь целостное представление о кантовской концепции. В некотором роде, это восстановление исторической справедливости. Во-вторых, изучая взгляды великого философа на любовь, мы больше узнаем и о собственной любви, о том, что такое любовь, как она ощущается, какие требования и обязанности она накладывает на нас. Лучшее понимание любви, было бы полезно для человечества. Лично у меня есть желание лучше разобраться в этом вопросе.

Мой основной тезис таков: для Канта любовь гораздо важнее, чем это считалось ранее, и любовь – это, согласно Канту, важный элемент морали и нравственности. Как известно, любовь – сложное понятие, что справедливо и для кантовской философии. Кант упоминает любовь в разных контекстах. Можно выделить несколько аспектов любви, например, себялюбие, половую любовь (и любовь к красоте), любовь к Богу, любовь к ближнему и любовь друзей. Этот перечень, хоть и не полный, представляет парадигматические или основные аспекты любви в философии Канта. Анализ показывает, что в кантовских высказываниях о любви проводится различие между двумя ее типами. Я называю это различение «общей типологией любви». Так, Кант различает любовь благожелательности (в других русских переводах – благоволения, эти термины будут использоваться как синонимы) [Liebe des Wohlwollens] и любовь симпатии (в некоторых переводах – удовольствия) [Liebe des Wohlgefallens]. В целом, любовь благожелательности подразумевает содействие благополучию другого, это желание делать добро объекту любви, даже если неясно, как именно это сделать. Любовь симпатии означает радость и восторг от самого факта существования другого. Это восторг от представления об объекте любви. Так или иначе, в упомянутых выше аспектах любви (себялюбии, половой любви, любви к красоте, любви к богу, любви к ближнему и любви друзей) могут быть выделены два типа. В целом, такое разделение вносит стройность в кантовскую концепцию любви.

Рассмотрев кантовский анализ аспектов любви в свете упомянутой типологии, мы получим общую картину любви по Канту, которую можно назвать «восхождением (или эволюцией) любви». По Канту, любовь пронизывает все человеческое существование от природных пробуждений до высоких идеалов достигнутого нравственным совершенствованием счастья. Моя задача – рассказать, что представляет собой перспектива или модель восхождения в кантовской концепции любви, и каким образом она проистекает из кантовских текстов. Я начну с «общей типологии любви», а далее прокомментирую модель восхождения. Это будет лишь краткое описание «каркаса» кантовской концепции, мы не будем рассматривать сложные моменты. Моя цель – дать краткое представление о выбранной теме.

Только в одной из опубликованных работ Кант прямо говорит об «общей типологии любви», а именно, в первой части «Религии в пределах только разума». Кант рассуждает о происхождении зла и его связи с себялюбием. Хотя это единственный опубликованный фрагмент на эту тему, и речь здесь идет о себялюбии, тем не менее мы видим элементы общей типологии любви, а также саму типологию, действующую во всех кантовских рассуждениях о любви. О типологии любви Кант пишет в объемной сноске: «Как любовь вообще, так и себялюбие можно разделить на себялюбие благоволения и на себялюбие удовольствия[1] (benevolentiae et complacentiae), и то и другое должно быть (что понятно само собой) разумным» (Кант И. Трактаты и письма. М., 1980. С. 116-117). Что Кант имеет в виду, говоря, что и любовь благожелательности, и любовь симпатии должны быть «разумными»? Является ли это суждение дескриптивным или нормативным? Другими словами, считает ли Кант, что любовь разумна по определению или что любовь должна быть приведена к разумности? Верный ответ таков: Кант считает, что любовь должна быть обусловлена разумом. Это станет ясно по ходу лекции. Другой отрывок из так называемого конспекта Коллинса подтверждает существование такой типологии. «Всякая любовь — это или любовь благожелательности, или любовь симпатии. Любовь благожелательности состоит в том, чтобы по склонности и желанию способствовать счастью другого. Любовь симпатии представляет собой то удовольствие, которое мы получаем, восхищаясь совершенством другого. Удовольствие это может быть чувственным и интеллектуальным» (И. Кант. Лекции по этике. М., 2000. С. 180). Мой тезис заключается в том, что, проследив, как работает типология любви в разных контекстах, мы получим модель восхождения (или эволюции) любви.

Что же такое восхождение любви? Понятие любви глубоко укоренено в истории западной философии, на которую значительное влияние оказала христианская религия. В одном из самых ранних текстов западной культуры, космогонии Гесиода, любовь (Эрос) называется «вечным богом», явившимся из первичной расселины вслед за Землей. Эрос вызывает слабость членов у смертных и затуманивает разум. Досократик Эмпедокл видел космос вечной сферой, в которой две силы – любовь (Philotes) и вражда – сменяют друг друга в непрерывном движении. Любовь соединяет, вражда разделяет вновь. Впервые модель «восхождения любви» была предложена Платоном в «Пире». По Платону, человек вначале испытывает эротическое влечение к физической красоте, затем объектом любви становится красота души, деяний, законов, традиций и знания. На самой высокой ступени человек приходит к чистой идее вечной красоты. Для Аристотеля любовь к друзьям необходима, чтобы «жить хорошо». Более того, он называет благожелательную любовь к другу «самым важным из внешних благ». Для христианских мыслителей, например, Фомы Аквинского, любовь к ближнему — это ступень на пути к высшему благу, т. е. к любви к Богу. В докантовской западной традиции любовь понималась как мост между природой и высшим благом. Несмотря на всю ее уникальность, кантовскую концепцию следует рассматривать как часть западной традиции.

Рисунок 1.

Таким образом можно наглядно представить эволюцию (восхождением) любви по Канту. Не все ее аспекты мы сможем сегодня рассмотреть. Я не ставлю перед вами задачу сразу же вникнуть во все нюансы. Мне бы хотелось обратить ваше внимание на то, насколько сложна даже упрощенная модель любви по Канту. У Канта понятие любви встречается в описании различных сфер человеческого существования. И ко всем этим сферам (за исключением животного себялюбия) применима общая типология. Исследователю структуры любви зачастую сложно понять общую концепцию. В своих работах Кант описывает различные элементы этой концепции, но не складывает их воедино. Модель восхождения любви — это трактовка, реконструкция и систематизация кантовских высказываний о любви. Что же такое эволюционная модель любви по Канту? Во-первых, это классификация или иерархия различных аспектов любви, распространяющаяся на творение в целом, «дикую природу» и «высшее благо» (счастье всех разумных существ, соразмерное нравственному уровню). Во-вторых, c практической точки зрения, модель эволюции подразумевает субъективное нравственное совершенствование индивида. Кантовский индивид связан субъективным отношениями со всеми типами любви, но должен стремиться к высшим из них. Эволюционная модель схожа с платоновской «лестницей любви» из «Пира». Но у Платона высшей ступенью восхождения, или высшим благом, является полумистическое представление о единстве красоты. У Канта же высшее благо — это идеальное коллективное счастье, соразмерное добродетели индивидов, это идеал, воплощенный в моральном обществе, где преобладают дружеские отношения любви.

Следовательно, модель восхождения любви следует рассматривать в трех пересекающихся контекстах — религиозном, природном и нравственном. В этих контекстах разделение по общей типологии будет иметь несколько функций. Мой ключевой тезис таков: любовь у Канта – это чрезвычайно сложная и динамичная система тесно связанных понятий. Теперь я вкратце опишу модель эволюции, остановившись на роли любви в контекстах религии, природы и нравственности.

В кантовский философии религии чрезвычайную важность имеет как любовь Бога к людям, так и любовь человека к Богу. Кантоведам известно, что теоретическое познание Бога невозможно, но при этом следует постулировать существование Бога практически, ведь без этого нет надежды на достижение высшего блага. По известному выражению Канта, «мораль неизбежно ведет к религии» (Кант И. Трактаты и письма. М., 1980. С. 81). К кантовской философии религии также применима общая типология любви. В «Метафизике нравов» философ пишет о божественной любви: «Божественную цель в отношении человеческого рода (сотворение этого рода и управление им) нельзя мыслить иначе как основанную на любви, т. е. цель эта — счастье людей» (Кант И. Соч. в 6 т. М., 1965. Т. 4. Ч. 2. С. 434). Ниже он утверждает, что основой замысла создателя мира «может быть лишь любовь» (Там же, с. 437). Объяснение этой мысли мы находим в конспекте Вигилантиуса по этике: любовь Бога к нам (что равно фразе «Боге есть любовь») является божественной благожелательностью и добротой к нам, которые лежат в основе законодательной власти Бога. В свою очередь, любовь является долгом всех его подданных (LE, 27:721.1-6). В «Религии в пределах только разума» принцип «Бог есть любовь» представлен несколько иначе: «“Бог есть любовь”. В нем можно почитать любящего (любовью морального благоволения [Wohlgefallen] к людям, поскольку они соответствуют этому его святому закону) отца» (Кант И. Трактаты и письма. М., 1980. С. 219). В «Метафизике морали» и в конспекте Вигилантиуса, божественная любовь благожелательности называется основой творения и морального долга человека, в то время как в «Религии в пределах только разума» божественная любовь трактуется как основанная на морали симпатия к нравственному совершенствованию человека. Любовь же человека к Богу является основанием любой внутренней религии (LE, 27:720.1-7). То есть, человечество должно отвечать взаимностью на божественную любовь, с готовностью исполняя моральный долг, в особенности по отношению к ближнему. Мы не можем достичь нравственного совершенства, но, если бы это было возможно, наша идеальная любовь к Богу была бы любовью к моральному закону. В нас не было бы склонности поступать вопреки морали, мы всегда бы с радостью поступали правильно и имели бы соответствующую склонность. Такой образ мыслей невозможен для несовершенных существ. В целом, мы можем только надеяться, что наша искренняя любовь к Богу и попытки морального совершенствования будут вознаграждены тем, что Бог полюбит нас любовью моральной симпатии.

В контексте природы, любовь – это сильнейший побудительный мотив для человека. Здесь мы имеем дело с себялюбием. Кантовская концепция мотива действия дуалистическая. Существует два основных мотива – уважение к моральному закону и себялюбие. Индивид руководствуется соображениями либо морального, либо природного толка. Неморальный мотив подразумевает любовь к себе. Следовательно, все деяния, основанные на склонностях, являются проявлениями себялюбия. В «Критике практического разума» Кант пишет: «Все материальные практические принципы, как таковые, суть совершенно одного и того же рода и подпадают под общий принцип себялюбия или личного счастья» (Кант И. Соч. в 6 т. М., 1965. Т. 4. Ч. 1. С. 335). В целом, себялюбие есть благожелательность или симпатия к себе. Мы желаем себе добра, и испытываем удовлетворение, когда наше желание сбывается. Желать себе счастья – вполне естественно для человека. Но, как это часто бывает, Кант усложняет ситуацию, вводя понятие морального себялюбия. «Только максима себялюбия безусловного (независимого от выгоды или убытка как следствий поступка) удовольствия от себя самого была бы внутренним принципом возможной для нас удовлетворенности лишь при условии, что наши максимы подчинены моральному закону» (Кант И. Трактаты и письма. М., 1980. С. 117). Моральное себялюбие – это удовлетворенность осознанием того, что мы способны преодолеть эгоистичные максимы при помощи уважения к моральному закону. Но это весьма особый случай – в себялюбие как таковом нет ничего нравственного. В целом, понятие себялюбия играет важную роль в кантовской концепции деятельности.

То, что происходит на самом «диком», животном уровне человеческой природы описывается в «Антропологии с прагматической точки зрения»: «Самые сильные естественные побуждения, … — это любовь к жизни и половая любовь; первая имеет целью сохранение индивида, вторая — сохранение вида» (Кант И. Соч. в 6 т. М., 1965. Т. 6. С. 525). В данном контексте любовь – это базовое животное побуждение, желание. Кант называет животное побуждение к самосохранению «любовью к жизни». Животное внутри нас хочет жить и борется за существование. В «Религии…», где речь идет о первоначальных задатках добра в человеческой природе, Кант выделяет в когнитивной структуре человеческого существа животность, человечность и личность, рассматривая животность и человечность в разрезе себялюбия. Кант пишет о животности: «Задатки животности в человеке можно подвести под общую рубрику физического и чисто механического себялюбия, т. е. такого, для которого не требуется разум. Они троякого вида: во-первых, стремление к самосохранению; во-вторых, к продолжению рода своего через влечение к другому полу и к сохранению того, что производится при сочетании с ним; в-третьих, к сообщности с другими людьми, т. е. влечение к общительности» (Кант И. Трактаты и письма. М., 1980. С. 96-97). Кант размышляет о сильнейших природных побуждениях в терминах любви. Сами по себе побуждения не подпадают под общую типологию любви. Они нерациональны. Тем не менее, и в них прослеживаются задатки (нравственного) добра. Как же это понять? Какой вклад вносят животные побуждения в нравственное совершенствование? Во-первых, без животного себялюбия развитие человека невозможно. Если нас не будет волновать ни наше собственное существование, ни жизни наших детей, если нам не будет интересен секс, наш вид погибнет. Во-вторых, между животным себялюбием и нравственностью может быть и более тесная связь, чем кажется на первый взгляд.

Обратимся к кантовской концепции половой любви. Как было сказано выше, Кант считал половое влечение унизительным, так как оно заставляет индивида превращать себя и другого лишь в средство физического наслаждения. Тем не менее, сексуальности находится место в браке, ведь такие отношения основаны на взаимности и брачная связь позволяет вернуть индивиду личность, которая в ином случае находилась бы в уязвимом положении при половом сношении. В браке сексуальное влечение или склонность не противоречит моральной любви. В «Метафизике нравов» Кант пишет: «[половое влечение] нельзя причислять ни к любви удовольствия [Wohlgefallen], ни к любви благоволения [Wohlwollen]… пылкость не имеет, собственно, ничего общего с моральной любовью, хотя пылкость может быть с нею тесно связана, если к ней присоединяется практический разум со своими ограничивающими условиями» (Кант И. Соч. в 6 т. М., 1965. Т. 4. Ч. 2. С. 364). А в лекциях по антропологии Кант утверждает, что, когда половое влечение жаждет удовольствия, оно лишь животный инстинкт, но если оно соединится с желанием счастья другому, оно станет собственно любовью. Это уже не любовь к куску говядины, который призван быть поглощенным (LA, 25:1361.4-8). Очевидно, сексуальность и, в особенности брак, подразумевает близость, примиряющую дикие природные побуждения с нравственностью, любовью благожелательности и любовью симпатии. В кантовской концепции можно выделить половую любовь в узком и широком смысле. В узком смысле – это лишь животное побуждение к сексу или естественная половая склонность. В широком – это половое побуждение в сочетании с любовью благожелательности. Последнее справедливо для брака.

Перед тем, как перейти к моральности любви, мне бы хотелось отметить, что Кант осмысливал эстетическое удовольствие в терминах любви. Любовь к красоте – это наслаждение, не связанное с утилитарными соображениями, или же симпатия к естественной форме, например, пейзажу. Согласно Канту, рассматривая полевой цветок, насекомое или минерал, мы чувствуем любовь к такому объекту, при этом не думая о том, какой цели он мог бы послужить. Более того, мы не желаем извлекать из него пользу (Кант И. Соч. в 6 т. М., 1965. Т. 5. С. 313).  Для Канта красота – символ нравственности, а любовь к красоте связует природу с нравственностью. Когда мы любим, не думая о полезности объекта, мы встаем на путь нравственного совершенствования.

Перейдем к нравственным аспектам любви к ближнему и к другу. Как показано на рисунке, общая типология применима и к природным, и к моральным аспектам любви. Если полностью рассмотреть все печатное наследие Канта, выяснится, что в данной типологии четыре, а не два класса. То есть можно выделить природную любовь благожелательности и природную любовь симпатии, и обе зиждутся на природной склонности. Также существует моральная любовь благожелательности, основанная на разуме, и интеллектуальная любовь симпатии, основанная, по крайней мере, частично на моральных свойствах разумной природы другого человека. Позвольте снова процитировать фрагмент из конспекта Коллинса по этике:

«Всякая любовь — это или любовь благожелательности, или любовь симпатии. Любовь благожелательности состоит в том, чтобы по склонности и желанию способствовать счастью другого. Любовь симпатии представляет собой то удовольствие, которое мы получаем, восхищаясь совершенством другого. Удовольствие это может быть чувственным и интеллектуальным. Любовь чувственного удовольствия — это получение удовольствия при чувственном восприятии, вытекающее из чувственного желания… Любовь же интеллектуального удовольствия постичь труднее» (Кант И. Лекции по этике. М., 2000. С. 180).

Любовь к другому – это либо благожелательность, либо симпатия к другому. В этом раннем конспекте любовь к другому рассматривается сквозь призму склонностей. При этом в концепцию любви к ближнему включается такой элемент как долг любви. Долг любви к другому или ближнему, упоминаемый в ранних лекциях, рассматривается и в более поздних работах Канта – «Основах метафизики нравственности» и «Критике практического разума». Наивысшего развития концепция достигает в «Учении о добродетели» – разделе «Метафизики нравов». В «Основах» Кант проводит известное разделение между долгом и склонностями – склонности не могут быть предписаны разумом и поэтому неморальны, в то время как действия, обусловленные долгом, могут быть предписаны. В некотором роде, это новое прочтение второй заповеди Христа, предписывающей возлюбить ближнего, как самого себя. Разделение между долгом и склонностью переносится и на любовь к другому:

«Так, без сомнения, следует понимать и места из Священного Писания, где предписывается как заповедь любить своего ближнего, даже нашего врага. Ведь любовь как склонность не может быть предписана как заповедь, но благотворение из чувства долга, хотя бы к тому не побуждала никакая склонность и даже противостояло естественное и неодолимое отвращение, есть практическая, а не патологическая любовь. Она кроется в воле, а не во влечении чувства, в принципах действия, а не в трогательной участливости; только такая любовь и может быть предписана как заповедь» (Кант И. Соч. в 6 т. М., 1965. Т. 4. Ч.1. С. 235).

Стоит отметить, что у Канта слово «патологический» на означает «нездоровый» или «извращенный», а всего лишь указывает на связь с опытом чувств. В этой концепции остается место интеллектуальной и чувственной симпатии к другому, а также благожелательности или благотворению, основанному на чувстве. Но главное – это практическая любовь. Похожее противопоставление практической и патологической любви встречается в «Критике практического разума», где Кант рассуждает о христианской заповеди:

«Но любовь к Богу как склонность (патологическая любовь) невозможна, так как Бог не предмет [внешних] чувств. Такая любовь к людям хотя и возможна, но не может быть нам предписана как заповедь, так как ни один человек не может любить по приказанию. Следовательно, в этой сердцевине всех законов разумеется только практическая любовь» (Кант И. Соч. в 6 т. М., 1965. Т. 4. Ч.1. С. 409).

Практическая любовь – это секуляризованная, постхристианская, деятельная любовь к ближнему. В «Учении о добродетели» любовь к другому человеку упоминается в разных значениях в двух местах. Во введении Кант характеризует любовь к ближнему как природный задаток рассудка, субъективное условие восприимчивости к долгу. Среди исследователей нет единого мнения, о том, что это за любовь и к какому типу она относится. Несмотря на то, что соответствующий научный спор не имеет прямого отношения к нашей теме, отмечу, что я считают такую любовь любовью симпатии (это согласуется с выводами Дитера Шёнекера: Schönecker, 2010). Далее в «Учении о добродетели» Кант на десяти страницах рассуждает о долге любви, прямо отождествляя его с практической любовью благожелательности:

«Однако любовь мы понимаем здесь не как чувство (не эстетически), т. е. не как удовольствие от совершенства других людей, и не как любовь-симпатию (ведь со стороны других не может налагаться обязанность питать чувства); любовь должна мыслиться как максима благоволения (практическая), имеющая своим следствием благодеяние» (Кант И. Соч. в 6 т. М., 1965. Т. 4. Ч.2. С. 389).

Далее Кант выделяет три вида долга любви – долг благотворения, благодарности и участия, но сегодня мы не будем их рассматривать. Основной аргумент в пользу долга любви довольно прост. Если я хочу, чтобы люди были ко мне благожелательны, я должен быть благожелателен к другим. Таким образом максима благожелательности становится универсальной, распространяясь и на меня, и на другого. Райан Хэнли подчеркивает историческую новизну этого аргумента, так как его обоснование отходит от долга любви к ближнему, предписанного теистическими заповедями, и обращается к секулярному разуму. Практический разум требует работы на благо других, принятия счастья другого как цели. Соответствующий образ мысли следует развивать, это несовершенная обязанность в кантовском проекте.

Рисунок 2.

Теперь обратимся к кантовскому пониманию дружбы в контексте любви. Этим вопросом мы завершим сегодняшнюю лекцию и рассмотрение каркаса кантовской модели восхождения любви. Задатки любви к окружающим ведут к возникновению дружбы. Друзья – это тоже другие, т. е. и к их случаю должна быть применима общая типология любви (сам Кант делает это в конспекте Вигилантиуса по этике). В целом, дружба – это основанный на любви и уважении союз в рамках равноправных и взаимных отношений двух человек. По Канту, это исключительные отношения, так как не с каждым человеком можно достигнуть должного уровня интеллектуальной близости. В основе кантовской дружбы – нравственно значимая коммуникация. Например, Моран (Moran, 2010) определяет кантовскую дружбу как обмен мыслями и чувствами на совместном пути нравственного совершенствования. Друзья желают друг другу блага и с симпатией относятся к компании друг друга, но при этом и осознают нравственные недостатки друг друга, что способствует нравственному совершенствованию. Я не буду углубляться в таксономию различных типов любви по Канту. Остановлюсь лишь на одном моменте. Марша Бэрон (Baron, 2013) отмечает: первый тип дружбы – это дружба двоих, но существует и образ мыслей, подразумевающий дружеское отношение ко всем людям. Второй тип дружбы делает индивида человеколюбцем [Menschenfreund]: «Человеколюбец (Menschenfreund) вообще (т. е. друг всего рода человеческого) — это тот, кто принимает эстетическое участие в благе всех людей» (Кант И. Соч. в 6 т. М., 1965. Т. 4. Ч.2. С. 416). Такой человек желает блага всем и с симпатией относится к благоденствию окружающих. В конспекте Вигилантиса говорится, что «быть другом каждого» означает «не более, чем считать обязанностью питать любовь благорасположения ради счастья окружающих. Это совсем не значит становиться другом каждого» (LE, 27:676). Кант признает, что свойственный такой дружбе образ мыслей чреват пренебрежением особыми, индивидуальными отношениями. При этом он признает, что ценность человеческой любви заключается во многом в любви к человечеству в целом (LE, 27:673.25-31). В «Метафизике нравов» Кант различает человеколюбца и друга людей [Freund der Menschen]. При этом друг людей наделяется обязанностью принимать равенство всех людей. То есть друг людей отличен от человеколюбца тем, что второй лишь благожелателен, а первому свойственно «представление и принятие в соображение равенства между людьми» (Кант И. Соч. в 6 т. М., 1965. Т. 4. Ч.2. С. 416). Кант называет людей с подобным образом мыслей «гражданами мира» [Weltbürger]. Без такого образа мыслей недостижимо коллективное высшее благо.

Очевидно, для Канта взращивание благорасположения во взаимных отношениях – это ступень на пути к моральному обществу и миру.

«Долг перед самим собой, равно как и перед другими,— воздействовать друг на друга своими нравственными качествами (…); не обособиться (…) от других; хотя и делать себя неподвижным центром своих принципов, но рассматривать этот начертанный круг лишь как часть всеобъемлющего круга образа мыслей гражданина мира не для того, чтобы пеклись о жизненных благах как о цели, а лишь для того, чтобы культивировали средства, косвенно ведущие к ним: приятность в обществе, терпимость, взаимную любовь и уважение» (Там же. С. 417).

В этой цитате под жизненными благами подразумевается «высшее благо» – соразмерное нравственности счастье всех разумных существ, человечества. Таким образом, культивируя любовь и уважение к друзьям и включая в «начертанный круг» тех, кто ранее не были нашими друзьями, мы приближаемся к идеалу морального общества. Становясь другом людей, мы постепенно восходим к космополитическому обществу любви и уважения.

Сегодня мне хотелось вкратце обрисовать вам концепцию любви в философии Канта. Надеюсь, мне удалось показать, что она сложная и многосоставная. Любовь играет в философии Канта гораздо более важную роль, чем считалось ранее. Без понимания любви невозможна кантовская моральная жизнь. Важную роль играет «общая типология любви», различающая любовь благожелательности и любовь симпатии. Эти типология придает относительное единство кантовской концепции. Мне кажется, что «модель восхождения любви» у Канта довольно убедительна. Но я надеюсь, что исследование подобных концепций и вне философии Канта поможет нам лучше понять любовь.

[1] Или “симпатия”. См. И. Кант. Лекции по этике. М., 2000. С. 180

Литература:

Baron, M. 2013. “Friendship, Duties Regarding Specific Conditions of Persons, and the Virtues of Social Intercourse (TL 6:468-474)”, in Trampota, A., Sensen, O. & Timmermann, J., eds., Kant’s “Tugendlehre”, 365-382. Berlin: De Gruyter.

Hanley, R. 2017. Love’s Enlightenment. Rethinking Charity in Modernity. New York: Cambridge University Press.

Moran, K. 2012. Community and Progress in Kant’s Moral Philosophy. Washington, D.C.: The Catholic University of America Press.

Rinne, P. 2018. Kant on Love. Berlin: Walter de Gruyter.

Schönecker, D. 2010. “Kant über Menschenliebe als moralische Gemütsanlage”, Archiv für Geschichte der Philosophie, 92, 2, 133-175.