О.Б. Ионайтис. С. Н. Булгаков о влиянии И. Канта на современное понимание науки

Сергей Николаевич Булгаков

С. Н. Булгаков много размышлял о сущности научного творчества, о характере познания, о прикладных возможностях научной деятельности, о связи науки и философии.

Приступая к вопросу о природе науки, С. Н. Булгаков считает значимым начать с анализа множественности научного знания, который, в свою очередь, ставит перед нами проблему истины. Он подчеркивает, что наука в обыденном сознании отождествляется с абсолютной истиной. Но так ли это и что есть истина? Булгаков утверждает, что «истина не есть непосредственный предмет теоретического знания. Единая истина чужда дискурсивному знанию, она для него трансцендентна, а потому составляет, выражаясь по-кантовски, только “идеал” знания» [2, c. 174]. Истина вне исторического развития, поэтому в ней присутствует не цель, но движение. История вообще, по мнению С. Н. Булгакова, «вытягивается в бесконечный ряд дискурсии в области знания и действия» [2, c. 174]. И так как истина не может быть ограничена историческим процессом в целом, как и его отдельными этапами, то единой истины в научном познании и нет, есть только истины отдельных наук. В определенном смысле знание есть «дурная бесконечность», как верно это отметили И. Кант и неокантианцы. Этот тезис, как считает Булгаков, ставит перед современным человеком вопрос о природе научного знания.

Природа научного знания характеризуется неустранимой антиномией, а именно — все научное знание может существовать только в предположении единой истины, но оно же само дробит эту истину на множество частных истин, которые либо не совместимы между собой, либо вообще не имеют никакого друг к другу отношения. Специализация научного знания ведет к тому, что частные науки не выстраиваются в одну науку, а развиваются самостоятельно и обособленно. Размышления над сложившейся ситуацией часто ведут к разным формам скептицизма, с теми вопросами, что он ставит перед длинным рядом специальных истин и наук: что есть истина и что есть наука? Поэтому, по мнению С. Н. Булгакова, оправдание наук — важнейшая проблема философского наукословия. Базаровский принцип отвергать науку ради частных наук, а истину ради маленьких истин — уже не имеет, по мнению Булгакова, актуального смысла для современности.

Раньше была надежда, что через классификацию наук будет преодолена раздробленность научного знания. Пример тому — устремления Конта и Спенсера с их наивной, с точки зрения Булгакова, верой в единое научное мировоззрение и научный синтез. В определенном смысле эту традицию пытается продолжить Коген. Но Булгаков считает, что «хотя действительно в развитии науки существует некоторая связность, взаимная зависимость и даже обусловленность, но в ней нет той естественной иерархичности, которая давала бы возможность подвести все науки под ясную, последовательно развиваемую схему или классификацию. Напротив, наука становится все могущественнее, но, вместе с тем и в связи с тем, все специальнее и раздробленнее» [2, c. 176]. Это создает впечатление, что наука может вообще обходиться без истины, удовлетворяясь своими утилитарными и прагматическими достижениями. От указанного направления развития современной науки один шаг до скептического релятивизма, который отождествляет истину и пользу, пример тому прагматизм. Усовершенствование научной методологии лишь более усиливает относительность и утилитарность истин отдельных наук. Научные истины все более приобретают «инструментальный» характер. Как же оценить сложившуюся ситуацию? Закономерна ли она?

С. Н. Булгаков утверждает, что наука не имеет дела непосредственно с истиной, а научное знание не суммируется в какой-либо синтез: «Синтез наук в Науку — не философский, но именно научный же — есть утопия; науке самой не выбраться из эмпирии, в которой все — множественность. Ведь… науки сами создают для себя объекты, устанавливают свои проблемы, определяют методы» [2, c. 177]. Из этого следует, что «единой научной картины мира, или синтетического научного мировоззрения,.. быть не может» [2, c. 177]. Каждая отдельная наука создает свою картину мира, которая далека от картины мира, созданной другой наукой. Каждая наука имеет свой специфический стиль и самобытно стилизует действительность. Картина мира каждой науки условна: одна — для геометра, другая — для физика, третья — для химика и т. д. Объединяются науки лишь своими методами и формально-логическими приемами образования понятий. Отсюда следует, что «современные попытки “научной философии”, или философии, ориентированной на науке, идут по пути панметодизма методического единства наук, но ими уже не ставится идеал всеобщего синтеза научных учений» [2, c. 178]. Но при это существуют все же, по мнению С. Н. Булгакова, объединяющие науки, факторы: 1) единство трансцендентального субъекта, каковым выступает человек как универсальное человечество; 2) единство «субстрата» наук, каковым является всепроникающая и всесозидающая жизнь, из глубины которой порождаются все существующие науки. Именно «это жизненное, не логическое, но сверхлогическое единство наук в самом наукотворце и в материнском лоне жизни преодолевает их взаимную непроницаемость и раздробленность» [2, c. 178].

С. Н. Булгаков ставит вопрос о соотношении действительности научной и действительности вненаучной. Какая из этих действительностей «действительнее»? Действительность вненаучная отличается от научной — «категориально» оформленной — не только определенной аморфностью, но и глубиной, непосредственностью и полнотой ее переживания. Размышляя над этим вопросом, Булгаков указывает на то, что впечатление от музыки более значимо, чем математические формулы звуковых волн и т. п. «Жизненно действительно только непосредственное переживание… Жизнь всегда наивна, как наивна всякая целостность и непосредственность. Научная же, условная, рефлективная действительность всегда имеет значение лишь в известном смысле, в известном отношении» [2, c. 179]. Признание относительности научных положений — факт значимый для современного научно-философского сознания. Этот тезис во многом подрывает установки прагматизма с его верой в то, что наука выше жизни и подлинной является лишь научная действительность. По мнению С. Н. Булгакова, эволюция современной науки подорвала концепцию позитивизма О. Конта. Определенный вклад в этот процесс внесла и марбургская школа (Г. Коген и П. Наторп). Апофеоз чистой научности, столь характерной для современной философии, во многом сам доказал относительность и условность научных истин. Критическое наукословие имеет большое историческое и философское значение в деле крушения научного догматизма. В результате возникла проблема оправдания науки, которая будучи абсолютной законодательницей знания должна была подчиниться суду гносеологии и логики. Этот процесс только еще более подчеркивает инструментальный, условный характер каждой отдельной науки, что дает возможность позитивного критического отношения к научному знанию и его развитию. Именно эту линию развивают, по мнению Булгакова, после Наторпа и Риккерта Бергсон и американские прагматисты. В этом направлении прагматизм и идеализм идут рука об руку, и в определенном смысле основателем прагматизма можно считать Канта. И в результате: «Антропологизм в науке — вот общий итог гносеологического идеализма и позитивистического прагматизма. Проблема науки приводится к загадке о человеке, наукословие становится отделом философской антропологии. Человек есть наукотворец.., способное к науке существо» [2, c. 182].

В научном поиске и самом акте научного творчества человек сталкивается с окружающей его действительностью, которая ставит вопрос о законах, ею управляющих. Булгаков указывает, что рассудок ориентирует человека в действительности, опираясь на закон причинности как на универсальное и ничем не ограниченное начало. Мир предстает перед человеком как самозамкнутый механизм, который может быть нами представлен как идеальный предел единой математической формулы, символизирующей мировую закономерность. Аналогичным механизмом или машиной является для рассудка и сам человек. «Поэтому мировой механизм — это и есть сам рассудок, предписывающий, как сказано в кантовских “Пролегоменах”, свои законы природе. Рассудочна в этом смысле вся наука; научное постижение мира всецело основывается на этих предположениях рассудка, и выяснение этого его a priori составляет бессмертную заслугу критики чистого рассудка у Канта» [1, c. 24].

Научная деятельность ориентирует человека в мире как совокупности вещей, созерцаемых им и имеющих возможность стать предметом его активного воздействия. Поэтому в крайних формах, считает Булгаков, рассудочная или научная философия безжизненны. Кант сам осознает сложность крайней по форме рассудочной философской картины мира и «спасается из царства чистой рассудочности в практический, т. е. живой разум, ценою внутреннего дуализма спасая личность» [1, c. 25].

Человек, пишет С. Н. Булгаков, по отношению к природе выступает как субъект хозяйственной деятельности, он стоит перед природой в одной руке — с инструментом, а в другой руке — с пламенеющим светочем знания. Человек вынужден бороться за жизнь, то есть, по мнению Булгакова,  вести хозяйство. Наука есть орудие и результат этой борьбы человечества за жизнь. Наука отражает мир в такой перспективе, в какой он предстает взору хозяина. Наука будет различной в сознании расчетливого хозяина-труженика и мечтательного созерцателя, художника или философа. Образ платоновской пещеры очень хорошо подходит к науке, которая с ее прагматизмом и инструментальностью связана как с местоположением узников в пещере, так и с отношением их к источнику света. Меняется положение человека — должна измениться и наука. В этом процессе четко проявляются хозяйственное происхождение науки и хозяйственная природа знания. В этой системе представляют интерес концепции Авенариуса и Маха об экономическом характере мыслительных актов, о принципе сбережения сил, характерном для научного мышления. В этом смысле, подчеркивает С. Н. Булгаков, «наука есть общественный трудовой процесс, направленный к производству идеальных ценностей — знаний, по разным причинам нужных или полезных для человека. Как трудовой процесс, она есть отрасль общей хозяйственной деятельности человека, направленной к поддержанию, защите и расширению жизни, а вместе с тем ее органическая часть» [2, c. 184]. Несмотря на то что между знаниями хозяина-труженика и научным опытом большая разница, в методах, обширности, упорядоченности опыта все же принципиальной разницы нет.

Постепенно происходит дифференциация хозяйства и знания, производство познавательных ценностей выделяется из цельного трудового процесса жизни. Булгаков указывает на две основные задачи, которые реализует труд, затрачиваемый на науку: 1) расширение опыта или накопление знаний (в определенном смысле этот процесс можно уподобить росту материального богатства человечества); 2) упорядочивание знаний, научное их обобщение в понятия или в закономерности (этот процесс можно уподобить накоплению капитала). Указанные задачи науки имеют непосредственное отношение к хозяйственной деятельности, рождаются из нее.

С. Н. Булгаков указывает на то, что наука всегда имеет дело с изучением фактов действительности: «Наука есть прежде всего правильно, преемственно ведущееся изучение “фактов”, открытие их и установление, — есть специализированное внимание и систематическое наблюдение» [2, c. 184]. В этом процессе наука расширяет возможности жизни, хозяйственной деятельности в том числе. Наука не ограничивается только лишь накоплением знаний, она всегда стремится к их систематизированию и классификации. Орудием науки в этом процессе являются понятия, систематизирующие однородные явления в закономерности. Из понятий формируются научные теории. Понятия есть проводники жизни в научные теории. При этом жизнь «сжимается» в научных понятиях, таким образом, мы имеем в науке принцип экономии сил, который действует и в хозяйственной жизни.

В науке, как и в хозяйственной деятельности, действует принцип практической пользы. Потребности человека вели к эволюции различных наук. Наука, утверждает С. Н. Булгаков, следовательно, находится в живом взаимодействии с жизнью, ее практическими нуждами, исторически изменяющимися: «Вопросы жизни, возникающие из определенного интереса, наука формулирует по-своему удобным для себя, технически целесообразным способом, но она все же при этом не изменяет этому процессу…» [2, c. 186]. Нет науки, которая была бы вне жизни, с ее разнообразными задачами и потребностями.

Наука есть атрибут человека и его жизни, орудие, которое он создает для решения своих задач. Более того, подчеркивает Булгаков, «наука насквозь антропологична, и насколько трудовая актуальность и хозяйственность есть основной нерв человеческой истории, то наука и хозяйственна, или прагматична» [2, c. 188]. Понять науку, ее природу и законы можно только через человека, через понимание его природы. «Не наука объясняет в себе человека, но человек объясняет собой науку» [2, c. 188]. Родоначальником этой антропоморфизации научной деятельности является Кант, который, как считает Булгаков, стремился придать черты антропоморфизации всему опыту человека.

Развитие социальных наук наиболее ярко отражает определяющую роль человеческого разума в процессе познания. И более того: «И слова Канта, что наш разум есть законодатель природы, сам влагает в нее закономерность, справедливые относительно науки вообще, с особенной очевидностью подтверждаются на примере социальной науки; чрез ее a priori набрасывается на социальную жизнь сеть механизма, неизменности и единообразия, и она приобретает в познании лишь то, что может быть поймано в эту сеть» [1, c. 250]. Правда, сам Булгаков утверждает: так как социальный детерминизм есть методическая предпосылка социальной науки, обуславливающая само ее существование, то такие понятия, как свобода и творчество, часто изымаются из размышлений социальных наук.

И вновь возвращаясь к рассмотрению сущности науки, С. Н. Булгаков делает следующий вывод, а именно — философия науки должна стать разделом философской антропологии, что позволит адекватно отразить сущность, законы и функции научной деятельности. Несмотря на критические замечания по ряду положений философской системы И. Канта, С. Н. Булгаков считает, что в процессе синтеза проблем антропологии и философии науки, идущем в настоящее время, сказывается линия, намеченная великим немецким мыслителем.

Список литературы

1. Булгаков С. Н. Природа в философии Вл. Соловьева // Булгаков С. Н. Соч.: в 2 т. М., 1993. Т. 1.
2. Булгаков С. Н. Философия хозяйства // Булгаков С. Н. Соч: в 2 т. М., 1993. Т. 1.

Данная статья впервые была опубликована в сборнике «Классический разум и вызовы современной цивилизации» (2010):

Ионайтис О. Б. С. Н. Булгаков о влиянии И. Канта на современное понимание науки// Х Кантовские чтения. Классический разум и вызовы современной цивилизации: материалы международной конференции: в 2 ч. /под ред. В. Н. Брюшинкина. — Калининград: Изд-во РГУ им. И. Канта, 2010. Ч. 2. C. 43 – 50.