А.М. Сологубов. «Оставь надежду на счастье». Кантовские аргументы против счастья как мотива морального поступка

О подходе к реконструкции аргументации

В одном учебнике по логике приводится такая дилемма: «Если хочешь быть счастливым, то надо иметь много денег и чистую совесть. Но большие деньги и чистая совесть исключают друг друга. Следовательно, оставь надежду на счастье».

Счастье занимало людей во все времена. Человеческое стремление к счастью было и топосом Просвещения. Его называли даже «Граалем Нового времени» [12, S. 86].

Ниже будет рассмотрена аргументация И. Канта против счастья как мотива совершения моральных поступков. Реконструкция предпринимается в рамках системной модели аргументации [1; 2]. В качестве текста-объекта взята первая глава трактата «О поговорке: может, это и верно в теории, но не годится для практики» (1793). Хотя кантовские работы изучаются профессиональным академическим сообществом уже более столетия (так, первый номер журнала Kant-Studien вышел в 1898 г.), малые произведения Канта в этих исследованиях оставались на втором плане. Исследователи считали их популярным изложением идей, содержащихся в главных кантовских произведениях, которым, собственно, и уделялось основное внимание. К таким малым работам принадлежит и трактат о теории и практике. Мы выбрали его на следующих основаниях. Это компактный текст, имеющий простое членение. Он посвящен вопросам практической философии: морали, государственному и международному праву — областям западной философии, традиционно опирающимся на логику и доказательство. Это «практический», а не «теоретический» текст: он рассчитан на широкий круг читателей, посвящен актуальным вопросам. Поговорка также содержит пассажи, которые интерпретируют тезисы из главных произведений Канта (см., например, [13, S. 20]).

В тексте первой главы трактата, называющейся Об отношении теории к практике в морали вообще, Кант не приводит в поддержку своего тезиса каких-либо новых аргументов по сравнению с теми, что достаточно детально, как он пишет, «изложены в другом месте» (например, в Основоположениях метафизики нравственности). Однако даже для такого небольшого текста, как первая глава Поговорки, аргументация, если рассматривать ее полностью, не поддается непосредственной реконструкции. Возникает задача построения модели, которая воспроизводила бы основную линию авторской аргументации и отвлекалась бы от несущественных для решения аргументационной задачи соображений автора.

С подобной проблемой столкнулся Освальд Швеммер, немецкий исследователь, который в 70-е годы при построении конструктивистской этики подверг тексты Канта по моральной философии основательному анализу (например [16]). Как пишет Швеммер, «намерение, которое я преследую при изучении кантовских текстов по моральной философии, таково: получить от Канта как от собеседника ответ на мой вопрос о принципе обоснования моральных норм. Все те места в текстах, которые ничего не привносят в дискуссию по этой проблеме обоснования, я поэтому оставляю без внимания, даже тогда, когда Кант сам преподносит их в связи с категорическим императивом как принципом обоснования» [17, S. 255]. Таким образом, Швеммер опускает все те места в текстах, которые нерелевантны для исследуемого аргумента. Такие пассажи в кантовских текстах имеют не функцию аргументативного обоснования, а, скорее, функцию сопутствующей аргументативной стратегии (beiläufige argumentative Strategie) [15, S. 61]. Сопутствующие аргументативные стратегии служат у Канта тому, «чтобы разъяснить свой «собственный» философский ход мысли» [15, S. 61—62]. Они не получают в тексте полного обоснования и не являются согласованными друг с другом.

Такой подход совпадает с нашим пониманием (и интенцией): аргументация Канта часто не поддается полной реконструкции. Но это, в силу «сопутствующего» характера некоторых аргументов, и не нужно. Эти аргументы несущественны при реконструкции основного аргумента, Впрочем, позднее можно к ним вернуться, например, с целью заполнить «пропуски» в аргументации.

Такой способ рассмотрения текста позволяет значительно упростить задачу логической реконструкции аргументации. Стратегия реконструкции может быть следующей: 1) выбор рода базисной модели мира (механистическая, органическая и т. п.); 2) выделение в тексте основных и «сопутствующих» аргументов; 3) реконструкция аргументации, представленной основными аргументами; 4) реконструкция модели мира.

Если принять, что кантовская модель мира имеет механистический характер [11], то можно сосредоточиться на «главном»: выбрать только те места текста, которые служили бы подтверждению этой механистической интерпретации. Текст должен быть «подготовлен» к построению модели аргументации: нужно выделить главные для реконструкции аргументации места, отбросить второстепенные и подчиненные и вообще нерелевантные. Полная реконструкция текста либо вообще невозможна, либо ведет к необычайному усложнению работы и соответственно результата. Конечная цель — понимание текста — при этом остается нереализованной.

Нашей задачей является такая реконструкция аргументации в первой главе Поговорки, которая может быть «погружена» в принятую нами кантовскую модель мира механистического характера, развиваемую в [11]. Центральным понятием в этой реконструкции модели мира является понятие порядка. Все в мире, по Канту, подвержено упорядочиванию (Anordnung): и природа, и человек, и общество. Эту способность материи Кант называет «неподдающимся исследованию свойством».

«…Бог вложил в силу природы таинственную способность само собою подняться из хаоса к совершенному устройству мира» [3, с. 122].

«…действиями природа создает только слаженность и порядок…» [3, с. 244].

«…природа следует здесь своим закономерным путем, постепенно ведя наш род от низшей ступени животности к высшей ступени человечности … развивая в этом диком беспорядке упомянутые первоначальные задатки…» [4, с. 105].

«Для разумного, но конечного существа возможен только прогресс до бесконечности от низших к высшим ступеням морального совершенства» [6, с. 520].

«Что способствует выработке законосообразного гражданского устройства, установленного между отдельными людьми, т. е. направленного на упорядочение общественного организма?» [4, с. 101].

Хаотичность в движениях частичек в космосе, множественность предметов желаний человека, раздор между людьми в обществе, вражда между отдельными государствами в конце концов сменяются соответственно единообразием вращений частиц вокруг общего центра, определенностью и простотой мотивов поступков отдельных людей, гарантированным гражданским состоянием людей в государстве, вечным миром между государствами.

В рамках модели мира можно говорить о некоей целостности, к которой, от состояния раздробленности, вражды, стремится всё в мире. Так Кант писал в своих черновиках о «всемирно-гражданском целом» [12, S. 248]: народ, образуя государство, образует тем самым целостность. Человек, упорядочивая свои цели и определения, становится целостным. Хаотическое протопланетное облако, упорядочиваясь, становится целостным, переходит «из хаоса к закономерному порядку и стройной системе» [3, с. 211]. В начале истории было состояние несовершенства, «инстинктивное начало», следствием которого были ошибочные шаги [18, S. 386]. Содержанием исторического процесса является постоянное совершенствование. В механистической модели мира совершенствованию будет соответствовать упорядочивание.

Реконструкция аргументации в первой главе Поговорки.

Тезисом первой главы Поговорки является суждение: Мотив стремления к соблюдению морального закона есть долг.

Его текстовое соответствие:

«Без сомнения, у воли должны быть мотивы; но эти мотивы суть не те или иные преднайденные объекты, как цели, относящиеся к физическому чувству, а только сам безусловный закон…» [9, с. 265].

Свое суждение Кант противопоставляет антитезису Гарве: Мотив стремления к соблюдению морального закона есть счастье.

Текстовое соответствие антитезиса:

«Из счастья в самом общем смысле этого слова возникают мотивы всякого стремления, следовательно, и [стремления] к соблюдению морального закона» [9, с. 259].

Кантовская аргументация представлена двумя основными аргументами. Первый: руководство соображениями счастья слишком сложно и в общем случае делает выбор поступков невозможным. Текстовое соответствие:

«…если воля основывается на максиме счастья, то она колеблется между своими мотивами: какое принять решение; ведь она имеет в виду результат, а он очень сомнителен; нужна хорошая голова, чтобы выпутаться из столпотворения доводов и контрдоводов и не обмануться в расчете. Наоборот, если кто спросит себя, в чем здесь и теперь заключается его долг, то ему совсем нетрудно будет дать ответ на поставленный им самим вопрос и он сразу будет знать, что ему делать» [9, с. 275].

Этот аргумент Кант часто употребляет в своих текстах: принцип счастья сложен для практики, т. е. из него сложно вывести действия. В общем случае это даже невозможно.

[человек] «не в состоянии по какому-нибудь принципу определить с полной достоверностью, что сделает его истинно счастливым, так как для этого потребовалось бы всеведение … задача определить наверняка и в общем виде, какой поступок мог бы содействовать счастью разумного существа, совершенно неразрешима» [10, с. 192].

Человек лишен инструмента для таких расчетов, его разум к этому не приспособлен, и более подходит здесь природный инстинкт:

«…разум недостаточно приспособлен для того, чтобы уверенно вести волю в отношении ее предметов и удовлетворения всех наших потребностей (которые он сам отчасти приумножает), а к этой цели гораздо вернее привел бы врожденный природный инстинкт…» [10, с. 164].

«…природа воспрепятствовала бы практическому применению разума и его дерзким попыткам своим слабым пониманием измышлять план счастья и средства его достижения; природа взяла бы на себя не только выбор целей, но и выбор самих средств и с мудрой предусмотрительностью доверила бы и то и другое одному только инстинкту» [10, с. 163—164].

Следовать же долгу сможет даже «простой человек» с «обыденным рассудком», и даже ребенок.

«…если кто спросит себя, в чем здесь и теперь заключается его долг, то ему совсем нетрудно будет дать ответ на поставленный им самим вопрос и он сразу будет знать, что ему делать» [9, с. 275].

«Самый обыденный рассудок легко и не раздумывая понимает, что надо делать по принципу автономии произвольного выбора; трудно и требует жизненного опыта знание того, что надо делать при предположении его гетерономии; т. е. каждому само собой ясно, что такое долг, но то, что приносит истинную и прочную выгоду, если эта выгода должна простираться на все существование, всегда покрыто непроницаемым мраком, и требуется много ума, чтобы направленные на это практические правила более или менее удовлетворительно приспособить к целям жизни через хитроумные исключения» [6, с. 417].

Соображения простоты часты в кантовских текстах разного времени и тематики. Например, во Всеобщей естественной истории и теории неба (1755) Кант утверждает, что «устройство мироздания просто и не превосходит силы природы» [3, с. 133] и неоднократно повторяет это в тексте.

«Я испытываю чувство удовлетворения, убеждаясь, как без помощи произвольных вымыслов созидается под действием всем известных законов движения благоустроенное целое, столь схожее с той системой мира, которая находится у нас перед глазами, что я не могу не признать его за эту самую систему. Это неожиданное и величественное развертывание естественного порядка кажется мне вначале подозрительным: ведь столь сложная правильность строится на таком простом и несложном основании» [3, с. 119].

«Если бы мы захотели судить о том, достаточно ли способностей у природы, чтобы путем механического следования законам ее движения осуществлялось устройство мироздания, то мы должны были бы прежде всего подумать о том, сколь просты движения небесных тел и что в них нет ничего, что требовало бы более точного определения, чем то, какое дают всеобщие законы сил природы» [3, с. 226].

«И вот мы видим теперь, что то чрезвычайно удивительное явление, которое со времени своего открытия всегда изумляло астрономов и причину которого никто никогда не надеялся раскрыть, находит здесь свое простое, свободное от всяких предположений объяснение в механических законах» [3, с. 184].

Этот аргумент, начинаясь в натурфилософских занятиях Канта докритического периода, остается действительным, как подтверждающий что-то правильное, и в критический период его творчества, например, в работах Основоположения метафизики нравов (1784), Критика практического разума (1788), Метафизика нравов (1797) и других.

«Таким образом, я не нуждаюсь в какой-нибудь глубокой проницательности, чтобы знать, как мне поступать, дабы мое воление было нравственно добрым. Не сведущий в обычном ходе вещей, не приспособленный ко всем происходящим в мире событиям, я лишь спрашиваю себя: можешь ли ты желать, чтобы твоя максима стала всеобщим законом?» [10, с. 173].

«Тем не менее нравственный закон требует от каждого самого точного соблюдения. Следовательно, суждение о том, что надо делать сообразно этому закону, должно быть достаточно простым, дабы самый обыденный и неискушенный рассудок умел обращаться с ним, даже не будучи умудрен житейским опытом» [6, с. 417].

«Простота этого закона в сравнении с большими и многообразными требованиями, которые могут из него вытекать, равно как и уважение, которое он внушает, хотя он явно не содержит какого-нибудь мотива, сначала, конечно, должна казаться странной» [8, с. 134].

«Легко заметить, что автократическая форма государства самая простая … Аристократическая форма сложена уже из двоякого рода отношений … Что касается применения права в государстве, то, пожалуй, наиболее простая [форма государства] есть и наилучшая …» [8, с. 265—266].

«…трансцендентальный принцип гласности публичного права может обойтись без многословия» [5, с. 465].

Следование принципу счастья приводит к тому, что человек запутывается в своих мотивах и поступках. Он уже не в состоянии вспомнить, какими соображениями он руководствовался при совершении того или иного поступка. Он приходит «к хаосу неизвестности, неясности и неустойчивости» (из Основоположений — по другому поводу). Действия человека становятся хаотичными. Его жизнь не становится «благоустроенным целым». В рамках модели мира это есть регресс. Таким образом, человеку должно быть запрещено руководствоваться принципом счастья в своих нравственных поступках.

Кантовское восхищение простотой имеет корни в современном ему механицизме, одним из преимуществ и стремлений которого была редукция сложного и многообразного мира к комбинации простых элементов и законов. Именно в современном ему механистическом умонастроении заимствует Кант свой аргумент простоты. Этот аргумент может быть сведен, таким образом, к положениям механистической природы, входящим в кантовскую модель мира. Системы взаимодействующих элементов устроены просто. Задача исследователя — обнаружить простоту исследуемого предмета. Так, Кант говорил о Ньютоне, что тот «первым увидел порядок и закономерность связанными с большой простотой там, где до него встречались только беспорядок и плохо сочетаемое многообразие» [цит. по 14, S. 299].

Второй аргумент: руководство соображениями счастья разрушает нравственность. Текстовое соответствие:

«… если в основу положена некоторая цель, стало быть, никакой закон не повелевает безусловно… то два противоположных поступка могут быть оба условно хороши, — просто один лучше, чем другой …; ведь они отличаются друг от друга не по роду, а только степенью. …» [9, с. 261].

В Основоположениях метафизики нравов второй аргумент имеет другую формулировку, более ясную и компактную, чем в Поговорке:

«Что касается принципа собственного счастья, то … принцип этот негоден потому, что он подводит под нравственность мотивы, которые, скорее, подрывают ее и уничтожают весь ее возвышенный характер, смешивая в один класс побуждения к добродетели и побуждения к пороку и научая только одному — как лучше рассчитывать, специфическое же отличие того и другого совершенно стирают» [10, с. 221].

Второй аргумент также имеет свое основание в модели мира и связан с первым. Руководство принципом счастья стирает различия между добродетелью и пороком, научает человека лишь расчету. В этом случае не может идти речь о нравственности человека.

«Сделать же своей максимой потворствование влиянию подобных мотивов под тем предлогом, что человеческая природа не допускает такой чистоты (чего, однако, с достоверностью утверждать нельзя), — это будет концом всякой моральности» [9, с. 269].

Поскольку при руководстве соображениями счастья, нравственность человека разрушается, то тем самым действия (цели) человека расходятся с целью Творца — с высшим благом, «всеобщим счастьем во вселенной, соединенным с чистейшей нравственностью» [9, с. 279]. В модели мира (в отношении человека) высшее благо соответствует порядку. Разрушение нравственности, соответствующее в модели мира движению против порядка к хаосу, и есть регресс. Таким образом, для человека руководство в нравственных поступках принципом счастья запрещено.

С учетом сказанного, кантовская аргументация в первой главе может быть реконструирована следующим образом:

 

 

 

Дерево аргументов будет выглядеть таким образом:

Построенное логическое дерево аргументации раскрывает порядок логического обоснования тезиса Канта. Однако для системной реконструкции аргументации необходимо еще показать связь исходных суждений логического дерева аргументации с опорами аргументации и кантовской моделью мира [1; 2].

Список литературы

1. Брюшинкин В.Н. Системная модель аргументации как основа методологии компаративистских исследований // Модели мира. Исследования по логике, аргументации и истории философии. Калининград, 2004. С. 66—85.

2. Брюшинкин В.Н. Системная модель аргументации // Трансцендентальная антропология и логика. Калининград, 2000. С. 133—155.

3. Кант И. Всеобщая естественная история и теория неба // Кант И. Сочинения: В 8 т. М.: Чоро, 1994. Т. 1.

4. Кант И. Идея всеобщей истории во всемирно-гражданском плане // Кант И. Сочинения: В 4 т. Т. 1: Трактаты и статьи. М.: Ками, 1993.

5. Кант И. К вечному миру // Кант И. Сочинения: В 4 т. Т. 1: Трактаты и статьи. М.: Ками, 1993.

6. Кант И. Критика практического разума // Кант И. Сочинения. В 8 т. М.: Чоро, 1994. Т. 4.

7. Кант И. Критика способности суждения. М.: Искусство, 1994.

8. Кант И. Метафизика нравов // Кант И. Сочинения: В 6 т. М.: Мысль, 1965. Т. 4. Ч. 2.

9. Кант И. О поговорке: может быть, это и верно в теории, но не годится для практики // Кант И. Сочинения: В 4 т. Т. 1: Трактаты и статьи. М.: Ками, 1993.

10. Кант И. Основоположения метафизики нравов // Кант И. Сочинения: В 8 т. М.: Чоро, 1994. Т. 4.

11. Сологубов А.М. Модель мира и последние основания аргументации (на примере кантовских текстов) // Модели мира. Исследования по логике, аргументации и истории философии. Калининград: Изд-во КГУ, 2004. С. 109—117.

12. Burg Peter. Kant und die Französische Revolution. Berlin, Duncker & Humblot 1974.

13. Heinrich Dieter (Hrsg). Kant — Gentz — Rehberg. Über Theorie und Praxis. Suhrkamp, 1967.

14. Menzer Paul. Der Entwicklungsgang der kantischen Ethik in den Jahren 1760 bis 1785 // Kant-Studien, 2. Band. 1898. S. 290—322.

15. Rösler Winfried. Argumentation und moralisches Handeln: zur Kantrekonstruktion in der Konstruktiven Ethik. Frankfurt am Main, Bern, Cirencester-U.K.: Lang, 1980.

16. Schwemmer Oswald. Philosophie der Praxis. Versuch zur Grundlegung einer Lehre vom moralischen Argumentieren in Verbindung mit einer Interpretation der praktischen Philosophie Kants. Frankfurt am Main: Suhrkamp, 1971.

17. Schwemmer Oswald. Vernunft und Moral. Versuch einer kritischen Rekonstruktion des kategorischen Imperativs bei Kant // Gerold Prauss (Hg.). Kant. Zur Deutung seiner Theorie von Erkennen und Handeln. Köln / Berlin. Kiepenheuer & Witsch, 1973.

18. Sudow Eckart von. Der Gedanke des Ideal-Reichs bei Kant // Batscha. Zwi. Materialien zu Kants Rechtsphilosophie. Frankfurt am Main: Suhrkamp, 1976. S. 379—389.

 

Данная статья впервые была опубликована в сборнике «Аргументация и Интерпретации. Исследования по логике, истории философии и социальной философии» (2006):

Сологубов А.М. «Оставь надежду на счастье». Кантовские аргументы против счастья как мотива морального поступка// Аргументация и Интерпретации. Исследования по логике, истории философии и социальной философии: Сб. науч.ст./ Под общ. Ред. В.Н. Брюшинкина. – Калининград: Изд-во РГУ им. И. Канта, 2006. С.17 – 29.