Академик РАН Абдусалам Абдулкеримович Гусейнов: «Нравственность – не про других, она обо мне самом»

Среди гостей и участников международной научной конференции «XII Кантовские чтения. Кант и этика Просвещения: исторические основания и современное значение», которая прошла в БФУ имени И. Канта 21-25 апреля 2019 г., был известный ученый, доктор философских наук, профессор, действительный член Российской академии наук, научный руководитель Института философии РАН Абдусалам Абдулкеримович Гусейнов. В интервью kantiana.ru он рассказал о том, почему в последние годы наметилась тенденция к смягчению нравов, как развитие цифровых технологий отразится на этике и в чём принципиальное различие между золотым правилом нравственности и категорическим императивом Канта.

– Абдусалам Абдулкеримович, многие ваши научные труды посвящены вопросам морали и этики. Часто от людей самых разных взглядов и убеждений можно услышать, что нравственность сейчас находится в страшном упадке. Разделяете ли вы это мнение?

– Надо сказать, что это привычное отношение к состоянию морали в обществе. Но тот, кто придерживается такой позиции, сам себя опровергает. Ибо сознание того, что мораль находится в кризисе, никак не является выражением кризисности этого сознания. В истории человечества бывали общества, думавшие о самих себе, что они находятся на самом высоком уровне морального развития, и не испытывающие особых сомнений или угрызений совести. В качестве примера можно привести Советский Союз эпохи репрессий, когда доносы писались в массовом порядке, дети разоблачали отцов. С точки зрения нравственности то время оценивается сейчас не очень высоко. Но сами люди того времени в массе своей думали, что они культивируют самые высокие моральные стандарты: «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек». И, если взять отношение индивидов к своему собственному моральному состоянию, то разве те, которые оценивают его высоко, думая, что они очень моральные, порядочные, на самом деле являются таковыми? Чаще нравственно чуткие люди, наоборот, очень недовольны собой. Если мы вспомним известные исповеди Толстого, Блаженного Августина или Руссо – те произведения, которые являются важным документами с точки зрения внутренней логики морального сознания, – то увидим, что они пронизаны настроением морального недовольства собой, даже самоуничижения. Как известно, святой, считающий себя святым, святым не является. Правда, он не становится таковым и тогда, когда признает себя грешным, но в этом случае он ближе к нему. К суждениям по поводу упадка морали, нравов следует подходить не как к утверждениям, в которых содержится истина, а как к неким симптомам, сигнализирующим о быстром изменении нравов. Причем в самом обычном, внешнем выражении. На моей памяти много раз менялась мода, и это становилось предметом каких-то нравственных напряжений. Сейчас каждый, кто хочет, может, например, носить усы и бороду. А в пору моей юности – это было что-то непривычное. И даже, говорят, в ЦК партии не брали на работу людей с усами или с бородой. Раньше, во времена моего студенчества, женщины редко носили брюки. Это было не принято. И таких примеров я могу привести множество. Каноны, скажем так, внешних приличий, меняются постоянно. Не только внешних приличий, но и ценностных приоритетов. Если взять профессии и вузы, которые считаются престижными сегодня и считались таковыми 60 с лишним лет назад, то картина будет существенно различной. Помню, один из выпускников нашей школы поступил в Институт народного хозяйства им. Плеханова, и я считал, что ему не повезло. Быстрая смена нравов, норм, оценок может кого-то навести на мысль, что всё рушится, мир падает в пропасть. Типичный пример – отношение к процессу легитимизации различных меньшинств, выпадающих из превалирующих нормативных практик. Вообще-то людям, волнующимся о состоянии нравственности в мире, можно было бы посоветовать направить свое волнение, как выражался Лев Николаевич Толстой, на ту часть мира, которая находится в их собственной власти, т. е., на них самих. Говоря нарочито остро, можно сказать, что нравственность – не про других, она обо мне самом. У Альберта Швейцера, человека и мыслителя необычайно чуткого к вопросам морали, есть высказывание: нравственное воспитание начинается тогда, когда перестают пользоваться словами. Хорошо бы и нам поменьше пользоваться нравственными оценками, в особенности – инвективами.

– Но, если объективно – нравы смягчаются или ужесточаются? Какая динамика наблюдается – положительная или отрицательная?

– В том, что нравы смягчаются нет абсолютно никаких сомнений. Это проявляется, например, в отношении к преступникам – для них постоянно смягчаются условия содержания. Да и в целом, мир становится добрее, мне кажется. Точнее, даже не мир добрее, а нравы мягче. Во времена моего детства часто случались жестокие драки – улица на улицу, двор на на двор. Иногда с камнями. Теперь такого, насколько я знаю, нет. Наблюдается тенденция, которую я бы назвал индивидуализацией моральной жизни. То есть, всё более возрастает роль индивидуальной ответственности за собственное нравственное поведение. Становится меньше ситуаций, когда человек может спрятаться за общую норму и сказать «так принято». Сегодня вы можете сделать себе какую угодно прическу. А сто, двести, триста лет назад – и даже 50-60 лет назад – вы не могли этого сделать. У вас был какой-то заданный канон. Такие же жесткие каноны действовали и в интимных отношениях, и в других типовых ситуациях, как, например, между мужем и женой, старшими и младшими и так далее. Наблюдается такой, я бы сказал, своеобразный антинормативизм. И это, безусловно, положительная тенденция, потому что сама мораль – это способ индивидуально ответственного существования в мире. Ведь есть масса других регулятивов. Есть религия, есть право, есть обычаи. И есть мораль. Она отличается тем, что с её помощью действующий индивид – поскольку он принимает решение – учреждается в качестве ответственного за то, что он делает. Вот отсюда, из оптики индивида как морального субъекта и проистекает деление всего на добро и зло, возникают категории долга, совести и так далее.

– А когда произошел перелом? В последние сто-двести лет?

– В последние пару веков процессы, о которых мы говорим, происходят более быстро и зримо. Но начались они достаточно давно. Важной вехой было выделенное Ясперсом так называемое осевое время – где-то середина первого тысячелетия до нашей эры. Тогда не то что совсем отменяется, но ставится под сомнение и существенно трансформируется обычай талиона (жизнь за жизнь, око за око, зуб за зуб), представляющий собой образец деперсонализированной ответственности. Формулируется прямо противоположное ему золотое правило нравственности, которое, кстати, часто путают с категорическим императивом Канта.

– А в чем различие?

– О, это целая история! Некоторые толкователи Канта утверждали, что он просто по-другому сформулировал золотое правило. У Канта по этому поводу, как известно, нет каких-то широких рассуждений. Но есть одно примечание в «Основоположении к метафизике нравов». И это примечание стало источником огромной дискуссии. Кант высказал соображение о том, что в золотом правиле, которое звучит так: «Относись к другим людям так, как ты хочешь, чтобы относились к тебе», нет основания долга человека по отношению к самому себе. По сути золотое правило говорит: «Поступай так, как желаешь», то есть делай основанием своего поведения свое собственное суждение. Но ведь желания и суждения человека могут быть разными, в том числе преступными, сам индивид может быть каким-нибудь извращенным типом, садомазохистом, например. По Канту, человек обязан быть моральным. Он должен действовать по своему собственному и при этом по всеобщему (нравственному) закону. Тот критерий, который задает наша добрая воля, выставляется как критерий для собственного поведения действующего индивида.
Что касается золотого правила, то оно естественным образом исходит из того, что человек всегда желает себе лучшего, доброго, справедливого. Предполагается, что его стремление к моральности является самоочевидным. И речь идет только о том, чтобы найти правильную формулу и правильный способ поведения, чтобы это стремление было реализовано. Грубо говоря, золотое правило, это не правило, которое аморального человека делает моральным. Это правило, которое помогает моральному человеку находить правильные решения в трудных ситуациях. А императив Канта обязывает человека быть моральным.

– Грядет Четвертая промышленная революция, которая связана с развитием искусственного интеллекта и вообще – с развитием цифровых технологий, которые делают нашу жизнь прозрачной, почти лишенной приватности. Перед человечеством встают новые этические проблемы. Готовы ли философы современности ответить на эти вызовы?

– Да, это реальные проблемы. И они были поставлены не сегодня и даже не вчера. О том, с чем человечество может столкнуться, когда робототехника достигнет определенного уровня, много говорилось и писалось еще в 70-х годах прошлого века. Это всё очень широко обсуждалась. И то, что сейчас происходит – это новая волна. И она имеет более солидную основу благодаря цифровым технологиям. Все это приобрело более высокую степень реальности. Границы между приватным и публичным, но самое главное – между внутренним и внешним, – конечно, меняются. И в то же время это является вызовом и для этики. В этике всегда принципиальным было – и не только в этике, а вообще в теории поведения – разграничение между субъективными мотивами и объективными действиями. В том, что касается действий, то здесь могли формулироваться какие-то категорические требования. Не делай то-то – и всё! А что касается намерений, то там таких требований быть не могло, потому что, человек не может контролировать свои намерения. Ведь Вы же не можете отрицать, что у вас иногда появляются желания, которые считаются греховными, или желания, которые считаются морально недопустимыми? Развитие цифровизации может привести к тому, что ваши намерения станут читаемыми. И это, конечно, принципиально другая ситуация. Наверное, тогда нужна будет какая-то другая этика. Считается самоочевидным, что люди не смогут существовать, если они не будут обманывать. Тогда не смогут существовать многие профессии. Всё рухнет. А ведь можно себе помыслить такой тип существования людей, когда люди действительно не будут обманывать.

– Но будут ли это люди?

– О! Только они и будут людьми. Выскажу соображение, которое стало одной из основных идей моей открытой лекции. Когда Кант пришел к выводу, что разум может быть чистым только в качестве практического разума, он отвечал не только на вопрос, что такое нравственность, но и на вопрос, что такое разум. Как нравственность не является нравственностью, если она не имеет в качестве своего основоположения закон разума, обладающий абсолютной необходимостью, так и разум не является разумом в собственном смысле слова, если он не выступает в форме доброй воли. Поэтому никакой робот не может заменить человека в качестве разумного существа, если он не обладает доброй волей. Злых людей надо бояться, не роботов.

– В 2024 году исполнится 300 лет со дня рождения Канта, и Калининград претендует на то, чтобы стать центром основных торжеств. Что вы по этому поводу думаете?

– Он имеет на это все основания. Это не просто город Канта, это единственный город Канта. Если бы Кант подобно другим немецким профессорам кочевал из города в город, из одного университета в другой, тогда можно было бы сомневаться. Вот в случае Гегеля и Берлин может претендовать, и Йена. А на Лейбница вообще пол-Европы может претендовать. Всюду ездил и везде оставил плодотворные следы своей деятельности. А Кант не оставил потомкам другой возможности, кроме как чествовать его в Калининграде. Ну, а помимо этого здесь в течение многих лет ведутся исследования творчества Канта. БФУ взял на себя инициативу пропаганды наследия философа, Академия Кантиана вышла на международный уровень. Единственное, что Калининграду может помешать стать центром юбилейных торжеств, – так это сомнения в собственных силах. Конечно, при этом надо избегать глупостей наподобие встречающихся иногда утверждений (даже если это говорится в форме шуток), что Кант наш соотечественник, русский философ.

Беседовал Кирилл Синьковский