А.Н. Троепольский. Кант и корреспондентная теория истины

Согласно современным воззрениям, представленным в отечественной философии в Новой философской энциклопедии

«корреспондентная теория истины есть совокупность методологических направлений, определяющих истинность некоторого фрагмента знания (высказывания, теории) через соответствие (лат. correspondentia) объекту этого знания» [2, C. 313]. В связи с этим в энциклопедии подчёркивается, что «Основная трудность такого понимания корреспондентной истины, особо подчёркнутая Кантом, заключается в том, что мысль не может быть непосредственно сопоставлена со своим объектом («вещью самой по себе»)…» [2, C. 314].

По поводу этого, второго утверждения нам представляется уместным следующий комментарий. Действительно, представляется правдоподобным,  что в текстах сочинений Канта критического периода его творчества можно найти подтверждение тезиса о том, что «мысль не может быть непосредственно сопоставлена со своим объектом как вещью в себе (самой по себе), но вряд ли можно соглашаться с тем,  что эта проблема обсуждалась Кантом как проблема корреспондентной теории истины.

Тем не менее, нам представляется, что это второе обстоятельство не отменяет актуальности проблемы согласования современной корреспондентной теории истины с выводами Канта о гносеологическом статусе объектов познания в его критической философии. Рассмотрим эту проблему.

Следует отметить, что анализ основных современных гносеологических теорий истины (корреспондентной , когерентной и прагматической теорий истины) показывает, что в отличие от когерентной теории истины, сфера применения которой есть высказывания логики и математики, и в отличие от теории прагматической истины, сфера применения которой есть высказывания философии, сфера применения теории корреспондентной истины есть множество протокольных высказываний или, другими словами говоря, множество единичных эмпирических высказываний. Применительно к терминологии Канта эта сфера есть множество единичных синтетических суждений a posteriori.

В связи с тем, что сфера применения теории корреспондентной истины есть множество протокольных высказываний, нам представляется правомерным следующий путь согласования теории корреспондентной истины с выводами Канта о гносеологическом статусе объектов познания, преодолевающим трудность понимания теории корреспондентной истины, возникающую якобы из-за невозможности непосредственного сопоставления мысли со своим объектом в статусе вещи самой по себе.

В книге «Метафизика, философия, теология, или Сумма оснований духовности» нами предложена следующая процедура обоснования истинности, либо ложности протокольных высказываний. Допустим, что мы имеем синтетическое суждение  a posteriori: «Это яблоко – красное». Очевидно, что при промысливании этого суждения у субъекта познания возникает чистое априорное созерцание красного яблока, которое можно назвать созерцанием-ожиданием. Рассматривая далее реальное красное яблоко, обозначенное словом «это», исследователь получает второе, но уже эмпирическое созерцание красного яблока, которое можно назвать созерцанием-верификатором, подтверждающим соответствие эмпирического созерцания яблока его чистому созерцанию. В терминах теории отражения это означает, что чистое априорное созерцание красного яблока является в данном случае гносеологическим образом эмпирического созерцания красного яблока, т.е. созерцания-верификатора. При установлении ложности данного суждения исследователь получает в качестве вторичного эмпирического созерцания созерцание-фальсификатор. Им может быть, например, эмпирическое созерцание зелёного яблока. При этом, разумеется, исследователь мысленно констатирует несоответствие того, что утверждается в суждении «Это яблоко – красное» эмпирическому созерцанию и заключает о ложности данного суждения. В терминах теории отражения это означает, что в данном случае «созерцание-ожидание не является гносеологическим образом эмпирического созерцания, т.е. созерцания-фальсификатора» [3, C. 83-84].

Нас не должно смущать то обстоятельство, что при установлении истинности, либо ложности протокольных высказываний мы говорим лишь о сопоставлении созерцаний: чистого и эмпирического. Дело заключается в том, что несмотря на это мы всё равно, в конечном счёте, входим в сферу самого объекта. Однако, объектом познания в данном случае являются вещи для нас, а не вещи сами по себе, как это заявляется в Новой философской энциклопедии.

Для разъяснения этого обстоятельства выявим в учении Канта о вещах в себе и явлениях, а также об объекте и субъекте познания, те моменты, которые в явном виде Кантом не артикулируются. Во-первых, следует отметить, что понятия «вещь в себе» и «вещь сама по себе» употребляются Кантом как равнозначные, такт как объёмы этих понятий выделяют один и тот же класс вещей: класс вещей, находящихся вне восприятия познающего субъекта. По сему в текстах сочинений Канта подразумевается истинным  суждение эквивалентности: тогда и только тогда некоторая вещь есть вещь в себе, когда она есть вещь сама по себе.

Во-вторых, из общеизвестной точки зрения Канта о том, что мы познаём вещи не такими, как они существуют сами по себе (в себе), т.е. как они существуют вне нашего восприятия, а такими, как они являются нам в нашей чувственности, как существующие вне нас, вытекает, что понятие «вещь для нас» и понятие «явление» также употребляются Кантом как равнозначные.

При этом подразумевается, что вещи для нас, т.е. явления обладают пространственно-временными характеристиками, что позволяет отождествить их с классом физических вещей, изучаемых естествознанием, в отличие же от класса вещей в себе (самих по себе), не обладающих пространственно-временными характеристиками, в силу чего их следует идентифицировать с классом метафизических сущностей, являющихся предметом исследования наиболее теоретической части философии, т.е. метафизики.

И хотя Кант утверждает, что «понятие «вне нас»» означает только существование в пространстве» [1, C. 159] как форме человеческой чувственности, это вовсе не значит, что вещи для нас (явления, физические тела) суть лишь чисто психические сущности, так как «тело означает не только внешнее созерцание (в пространстве), но и лежащую в основе этого явления вещь самое по себе» [1, C. 159].

Данное разъяснение позволяет провести чёткую границу между гносеологическими воззрениями Беркли и Канта и, тем самым, дать естественную интерпретацию корреспондентной теории истины в согласии с критической философией Канта.

Впрочем на размежевании своих гносеологических представлений с гносеологическими представлениями Беркли решительно настаивает и сам Кант. Так в своих «пролегоменах ко всякой будущей метафизике, могущей появиться как наука» (1783) он пишет: «Если я сам назвал свою теорию трансцендентальным идеализмом, то это ещё не даёт никому права смешивать её … с мистическим и мечтательным идеализмом Беркли (против которого и других подобных измышлений наша критика (критический идеализм), скорее содержит настоящее противоядие). Действительно, – утверждает Кант, – мой так называемый идеализм касался не существования вещей – сомневаться в этом мне и в голову не приходило…, а только чувственного представления о вещах, к которому принадлежит прежде всего пространство и время; и о них, стало быть вообще о всех явлениях, я показал только, что они не вещи (сами по себе. – А.Т.) … а только различные способы (их. – А.Т.) представления» [1, C. 110]. Из данного разъяснения следует, что явления (вещи для нас) Кант не отождествляет с множеством чисто психических сущностей.

Далее важно подчеркнуть, что в конечном счёте Кант приписывает пространству и времени не субъективную, а интерсубъективную природу: ведь по Канту вещи в себе являются в пространстве и времени не правильному подмножеству множества людей, а каждому отдельно взятому человеку. А как известно, интерсубъективное обладает общезначимостью. В силу этого нам представляется, что вопрос о том являются ли пространство и время априорными формами чувственности, или же они суть характеристики самих вещей, является не существенным для познания вещей для нас, т.е. явлений, или же физических вещей. Ведь главное, что вещи для нас, явления или физические вещи – это сущности, обладающие, в конечном счете, пространственно-временными характеристиками и именно такие сущности изучают науки о природе, т.е. естествознание. И здесь важно подчеркнуть, что даже в случае, когда мы рассматриваем пространство и время как априорные формы чувственности, всё же в процессе познания с необходимостью возникают определённые условия, когда мы имеем основание приписывать вещам для нас (явлениям, физическим вещам) статус онтологического существования, т.е. существования в границах объекта, а не субъекта познания [4, C. 61-70].

Как известно, согласно Канту человек, как обладающий телом и телесными органами чувств принадлежит миру природы, т.е. физическому, пространственно-временному миру, а как обладающий душой, рассудком и разумом – интеллигибельному, умопостигаемому, т.е. метафизическому миру. Это позволяет на первом уровне абстрактности конституировать сферу субъекта познания в границах комплекса: тело конкретного человека плюс его трансцендентальные способности (душа, рассудок, разум). Соответственно, в сферу объекта познания при таком подходе следует включить множество всех физических тел за вычетом тела познающего субъекта. Но тогда становится очевидным,  что при таком подходе следует признать, что тело познающего человека имеет статус внутреннего, т.е. гносеологического существования, а все физические тела, лежащие за его пределами, имеют статус внешнего, т.е. онтологического существования.

Но очевидно, что в описанной субъектно-объектной структуре правомерно утверждать возможность аффицирования физическими телами из сферы объекта телесных органов чувств познающего субъекта, в результате чего в сознании познающего субъекта и возникает эмпирическое созерцание. Если теперь принять во внимание, что физические вещи суть вещи для нас или явления, то это означает, что внешние вещи для нас (явления) аффицируют внутренние вещи для нас (явления) и что внешние вещи для нас (явления) порождают в нас (в субъекте познания) эмпирические созерцания.

Возвращаясь к процедуре установления истинности протокольных высказываний это означает, что, констатируя соответствие между чистым созерцанием (созерцанием-ожиданием) некоторого физического объекта и его эмпирическим созерцанием (созерцанием-верификатором), мы, тем самым, устанавливаем соответствие между чистым созерцанием и некоторой внешней вещью для нас, т.е. вещью для нас в статусе объекта.

А если теперь учесть, что чистое созерцание (созерцание-ожидание) возникает в сознании субъекта познания в результате промысливания им протокольного высказывания, то тем самым это означает, что в процедуре установления истинности протокольного высказывания осуществляется сопоставление мысли об объекте со своим объектом, что свидетельствует об устранении трудности, связанной с пониманием корреспондентной теории истины, описанной в начале доклада. При этом становится очевидным, что то обстоятельство, что сопоставление мысли с объектом в данной процедуре осуществляется не непосредственно, а опосредованно, т.е. через его чистое и эмпирическое созерцания, оказывается несущественным для признания состоятельности корреспондентной теории истины.

Ведь главное заключается в том, что описанная выше процедура установления истинности протокольных высказываний показывает, что в физическом познании мира нам нет никакой необходимости познавать мир на глубине «вещей в себе» или «вещей самих по себе».

Разумеется, такая необходимость возникает при философском познании мира в системе Канта. Например, необходимой задачей, связанной с познанием вещей в себе в системе Канта является задача обоснования истинности высказываний об онтологическом существовании отдельных вещей в себе. Например, высказывания: «Вещь в себе, вызывающая явление красного яблока, онтологически существует». Однако, решение этой задачи выходит за границы темы настоящего доклада и должно, на наш взгляд, решаться либо в теории прагматической истины, либо в концепции критериальных доказательств [5, C. 41-44], применяемой к отдельным экзистенциальным высказываниям метафизики.

Список литературы:

1.      Кант И. Пролегомены ко всякой будущей метафизике, могущей возникнуть в смысле науки// Сочинения в шести томах. Т. 3. М.: Мысль, 1964.

2.      Корреспондентная теория истины // Новая философская энциклопедия. Т. II. М.: Мысль, 2001.

3.      Троепольский А.Н. Метафизика, философия, теология, или Сумма оснований духовности. М.: Гуманитарий, 1996.

4.      Троепольский А.Н. Применение критического мышления в физике и метафизике. // Критическое мышление, логика, аргументация. Сборник статей. Калининград: Издательство Калининградского государственного университета, 2002.

5.      Троепольский А.Н. Материалы к лекциям по курсу «Онтология и теория познания». Часть III. Гносеология (теория познания). Калининград: Издательство Калининградского государственного университета, 2002.

_________________________________________________________________

Данная статья впервые была опубликована в сборнике «Кант между Западом и Востоком» (2005):

Троепольский А.Н. Кант и корреспондентная теория истины// Кант между Западом и Востоком. К 200-летию со дня смерти и 280-летию со дня рождения Иммануила Канта: Труды международного семинара и международной конференции: В 2 ч./ Под ред. В.Н. Брюшинкина. Калининград: Изд-во РГУ им. И. Канта, 2005. Ч.I. C. 181 – 186.