Л. Каранти. «Вечный» мир и «либеральный» мир: три пункта неверной интерпретации

Luigi Caranti

В окончательных статьях «К вечному миру» (1795) Кант отстаивал три основные институциональные реформы, необходимые для исключения величайшей трагедии, причиняемой человечеством самому себе, — войны. В 1980-е годы Майкл Дойл (Doyle, 1983) истолковал двухсотлетнее отсутствие конфликтов между демократиями как поразительное доказательство в пользу теории Канта и дал толчок возникновению одной из важнейших исследовательских программ в социальных науках нашего времени — теории демократического мира (далее ТДМ). Однако временами кантовское наследие неверно интерпретируется последователями ТДМ, из-за чего их исследования становятся уязвимыми для серьезной критики и резких возражений. В данной работе определяются три момента в понимании Канта, которые могут вызывать затруднения, — по одному для каждой из трех Окончательных статей. В результате должно проясниться различие между оригинальным кантовским путем к вечному миру и тем путем, который был предложен сторонниками ТДМ.

1. Республиканизм и либерализм

Первая окончательная статья предписывает всем и каждому государству стать «республиканским». Три основных признака характеризуют республиканскую конституцию: свобода каждого члена общества, зависимость всех от единого общего законодательства и законное равенство всех, то есть отсутствие дискриминации перед законом. Есть два дополнительных требования: a) правители должны законодательствовать, интерпретируя общую волю; б) должно быть строгое разделение властей — законодательная должна быть отделена от исполнительной (Кант, 1966, c. 267; AA, VIII, S. 352). Данные конституционные признаки мыслятся как релевантные для источника мира, так как только в республике граждане могут влиять на принятие решения о том, вступать ли их государству в войну. Поскольку люди пострадают от ужасов жестокого конфликта, есть основания полагать, «что они хорошенько подумают, прежде чем начать столь скверную игру» (Кант, 1966, c. 268; AA, VIII, S. 351).

Сторонники ТДМ допускают, что кантовские республики и либеральные демократии в общем-то одно и то же. Это, однако, сомнительно. Кант с большим подозрением относится к демократии, по крайней мере в определенном ее понимании. Для Канта демократическая система «устанавливает исполнительную власть, при которой все решают об одном и во всяком случае против одного (который, следовательно, не согласен), стало быть, решают все, которые, тем не менее, не все, — это противоречие общей воли с самой собой и со свободой» (Кант, 1966, c. 269—270; AA, VIII, S. 352). Несколькими строчками ниже он добавляет, что демократическая система делает невозможной заявленную Фридрихом II позицию «слуги государства» — эмфатический способ сказать, что исполнительная власть представляет общую волю. Это так, «потому что каждый в ней желает быть правителем». Демократию, таким образом, вернее всего будет назвать системой, в которой каждый представляет только свои собственные интересы. Это создает позицию, несовместимую с признаком, который должен быть присущ акту правления, а именно представлять общую волю. Иными словами, это неизбежный исход той ситуации, когда руссоистский уклад политической жизни превращается в конфликт между группировками.

Кантовская республика — это идеальный тип, который не может удовлетвориться простым наличием выборов и конституционных гарантий. Если организованное сообщество разделено на группировки так, что законодатели редко ставят общее благо своей целью, то конституционных ограничений и верховного суда недостаточно. И то, что выглядит похожим на республику, в действительности является деспотическим режимом или вскоре деградирует до такового. Это ведет к ряду выводов, которые зачастую упускают из виду сторонники ТДМ. Попытаемся привести их в порядке убывания значимости.

1. Либерализм и республиканизм не одно и то же; выборов и конституционных ограничений недостаточно для стандартов республики. Республика в отличие от либерал-демократии включает: а) активное участие граждан; б) законодательную власть, действующую в соответствии с духом (не только с буквой) конституции; в) информированный электорат, который выбирает лидеров не только исходя из личных интересов; г) граждан, прошедших социализацию в справедливом институте в течение периода времени, достаточно длительного для того, чтобы усвоить республиканский этос, и способных реагировать на любые посягательства на их фундаментальные свободы^[1].
2. Республика не просто набор институтов. Она включает и публичную этику, которая помимо прочего считает войну приемлемой лишь для самозащиты, даже если это, быть может, ущемляет национальный интерес.
3. Республиканское государство — это идеал, к которому следует непрерывно стремиться. Ни об одном из существующих государств нельзя сказать, что оно достигло этого идеала, ни одному государству не гарантирован постоянный прогресс на пути к этому идеалу.
4. Республиканское правительство не только представляет большинство, которое его избирало, но и оценивается с точки зрения соответствия его решений наилучшему пониманию конституционных ценностей.
5. Понятие представительного правительства включает больше, чем механизм, обеспечивающий транслирование преференций от граждан правителям. Оно предполагает попытку применения республиканских принципов в аутентичном истолковании ко всевозможным обстоятельствам.

Если республики и либеральные демократии не стали тождественны (с желаемой быстротой), и последние в лучшем случае рассматриваются как максимальное приближение первых в нашем опыте, то мы получаем логическое пространство, необходимое для критики существующих демократий и для того, чтобы спрашивать о причинах, возможно, имеющих отношение к определенным случаям, в которых они определенно отклонились от ожидаемого пути. Общеизвестный пример этого — вторая война в Ираке, инициированная США и одобренная многими другими демократиями.

2. Федерация: клуб демократий или смешанная межправительственная организация?

Вторая Окончательная статья содержит следующее предписание: «Международное право должно быть основано на федерализме свободных государств». Кант рисует здесь форму международной организации, которая позволяет разнообразным нациям изменить естественное состояние.

Среди множества трудностей понимания второй окончательной статьи нас более всего интересует та, что касается критериев, согласно которым государства могут быть приняты в эту организацию. Могут ли в нее войти только республики или государства любого типа? К сожалению, Кант не дает здесь точного ответа. С самого начала (Doyle, 1983) большинство сторонников ТДМ избрали интерпретацию только республики и, невзирая на опубликованные протесты различных интерпретаторов Канта (Cavallar, 1999; McMillan, 1994), сохранили эту идею якобы кантовского «сепаратного мира» между демократиями (Russett, Oneal, 2001; Russett, 2006; Doyle, 2011). Такое прочтение вызывает сомнения как в текстуальном, так и в систематическом аспекте. Кант никогда явно и дословно не утверждал, что только республики можно допустить в федерацию, а подтверждающие цитаты, приводимые Дойлом, чтобы показать, что Кант отмечал это косвенно, в лучшем случае заставляют задуматься об этом^[2] (Doyle, 2011,

p. 210). На самом деле, если уж на то пошло, кантовские тексты несут смысл противоположный тому, в пользу которого аргументирует Дойл (следуя подавляющему большинству приверженцев ТДМ). Для начала, в «Метафизике нравов» Кант описывает федерацию как «постоянный конгресс государств…», открытый «всем соседним государствам» («даже самым малым»), и приводит пример дипломатических собраний (при нидерландских Генеральных штатах в Гааге) в первой половине XVIII века (Кант, 1965, c. 278; AA, VI, S. 350). Очевидно, что в то время поблизости не было республик. Поэтому Кант не мог считать федерацию открытой только для республик. Наконец, Кант также называет федерацию «мирной, хотя еще не дружеской, общностью всех народов земли без исключения, которые могут вступать друг с другом в полезные отношения» (Кант, 1965, c. 279; AA, VI, S. 352). Единственным критерием членства, упоминаемым Кантом, является способность народов земного шара вступать в активные отношения друг с другом (создавая таким образом риск конфликта), а не справедливость их внутренних институтов.

В дополнение к текстовым свидетельствам существуют сильные систематические подтверждения нашей трактовки. Прежде всего, если федерация — это клуб республик, то она, конечно же, может улучшить отношения только между республиками. Но поскольку они уже должны быть довольно миролюбивы в отношении друг друга (согласно первой окончательной статье), то какую значительную рольостается играть федерации? Роль федерации была бы сведена к избеганию редких случаев, когда демократии находят войну между собой имеющей смысл — возможно, когда нормативное «не стоит этого делать» звучит слабее, чем выгоды, которые видят демократические demoi^[3]. Это было бы в полном смысле слова умалением роли, что едва ли сочетается со статусом дефинитивности, которым Кант наделяет вторую статью — статусом не менее важным, чем республиканизм внутри государств. Намного правдоподобнее, что федерация задумана для обеспечения инициатив во избежание войны, где и когда они более всего нужны, т.е. в отношениях между демократиями и автократиями, а также между автократиями. Наличие постоянных дипломатических каналов представляется более важным способом в тех случаях, когда не предполагается ни взаимного доверия, ни взаимного уважения.

Наконец, если федерация задумана как включающая любое желающее государство, ее роль намного лучше соотносится с логикой постепенного продвижения к миру, которой, кажется, пронизан кантовский проект. Включение как можно большего числа существующих государств, очевидно, согласуется с утверждением Канта в третьей окончательной статье о том, что экономическая независимость — один из способствующих миру факторов, который должен оказывать воздействие на любые типы государств, не только республики. Более того, лишь будучи открытой для любого государства, федерация может играть роль институционального защитника права всемирного гражданства, которому в отсутствие мировой республики суждено оставаться на усмотрение доброй воли государств. Включение в федерацию с такой точки зрения является первым шагом, чтобы помочь деспотическим государствам совершить спонтанный переход к более справедливым институтам, и единственно доступным инструментом, обеспечивающим институциональную поддержку праву всемирного гражданства.

3. Род и виды: право всемирного гражданства  и экономическая независимость

Кант дополняет свой «рецепт» вечного мира рекомендацией относительно того, что он называет правом всемирного гражданства (Weltbürgerrecht). Высказывание философа «право всемирного гражданства должно быть ограничено условиями всеобщего гостеприимства» следует понимать как «право посещения, принадлежащее всем людям, сознающим себя членами общества в силу права общего владения» (Кант, 1966, c. 276; AA, VIII, S. 352). Как представляется, Кант думает, что необходимым миротворческим фактором является возможность для индивидуумов посещать другие государства без угрозы для собственной безопасности. Большую часть усилий интерпретировать третью статью исследователи обращают к объяснению этого пункта. Многими отмечалась классическая либеральная идея, согласно которой международная торговля благоприятствует миру. Гарантируя возможность для индивидов пересекать границы, Кант обеспечивает предпосылку для международной торговли.

Позволю себе слегка усомниться, что данная идея является частью того, что подразумевается в третьей окончательной статье. Когда Кант говорит о гарантиях всемирного гражданского права, данных природой, он утверждает: «Природа объединяет нации <…> посредством взаимного эгоизма. Дух торговли, который рано или поздно овладеет каждым народом, — вот что несовместимо с войной» (Кант, 1966, c. 287; AA, VIII, S. 368). Вместе с тем здесь нет указания на то, что значение этой статьи ограничивается идеей экономической независимости. Точнее, не вполне ясно, что это ключевой момент статьи. Прежде всего Кант заявляет о праве всех индивидов на посещение, то есть представление себя в обществе («sich zur Gesellschaft anzubieten”) «в силу права общего владения земной поверхностью» (Кант, 1966, c. 276; AA, VIII, S. 352). Немецкое выражение “sich jdm. zur Begleitung anbieten” обычно означает «выражать готовность составить кому-либо компанию». Значит, “sich zur Gesellschaft anbieten” можно перевести как «выражать готовность к общению». Кажется, Кант апеллирует к праву входить в новое общество. Понятно, что мы имеем дело с чем-то бóльшим (или по меньшей мере иным), чем только право пересечения границ, обмена товарами и ведения бизнеса в другой стране. Это скорее право на узнавание друг друга, установление контактов с иностранцами для закладывания основы сообщества, более широкого, чем национальное. В этом смысле третья статья имеет отношение к праву всемирного гражданства. В третьей окончательной статье Кант прокладывает дорогу глобальному сообществу, под которым правильнее понимать социальный аспект наднационального образования, для которого федерация народов (и впоследствии мировая республика) представляет, в свою очередь, институциональную сторону. Тогда, в данной интерпретации третья статья фокусируется на условиях, не допускающих взаимного закрытия народов друг от друга. Она обращена к тем «хорошим практикам», которые необходимы для того, чтобы обеспечить влияние обществ друг на друга, узнавание друг друга и снизить уровень взаимного недоверия. То есть первоочередной задачей третьей окончательной статьи является обмен знаниями, а обмен товарами — всего лишь одно из средств, с помощью которого этот результат эффективно достигается.

Вдобавок к этому Кант отмечает, что возможность посещения других стран — право всех человеческих существ. Как таковое оно не есть вопрос филантропии. Это важно, поскольку Кант утверждает право быть гражданином мира до образования всемирного федеративного государства. Еще раз упомянем о том, что во второй окончательной статье была представлена федерация государств, сохраняющих всю полноту национального суверенитета, как единственная реалистическая цель вместо идеальной — мирового правительства. Поскольку мы рассматриваем гипотезу федерации без принудительных властей, третья окончательная статья, очевидно, вводит право, которое имеет нормативную силу даже в том случае, если ни один институт — национальный или наднациональный — не приводит его в действие. Право на посещение утверждает права индивидов как независимые и предшествующие правам граждан, закладывая, таким образом, основу для современной доктрины прав человека. Если быть более точным, в центре статьи — признание индивидуальных прав, которые находятся между простым моральным «правом человека», которое Кант, как и Локк, приписывает индивидам уже в естественном состоянии, и правами, включенными в систему законов и защищенными соответствующими институциональными механизмами.

Следует выделить еще один, последний элемент. То, что мы говорили об экономической взаимозависимости без квалификаций, справедливо и для взаимосвязи per se. Миру свойственны глубокие связи взаимной зависимости, но вместе с тем несправедливые международные и глобальные законы — очень похожие на те, которые существуют в мире, где мы живем, — легко могут превратить взаимозависимость в источник конфликта. Африка и Средний Восток — это только два примера — все больше становились источниками энергоресурсов и другого сырья для крупнейших экономик мира. Если торговля с этими странами ведется на основе норм, которые — обозначим одну проблему — признают ужасного диктатора законным владельцем ресурсов страны, то нетрудно понять, что такие взаимозависимости могут вести скорее к конфликтам, чем к миру. Демократии зачастую, с одной стороны, приветствуют распространение демократических ценностей и институтов по всему миру из соображений безопасности, а с другой — втайне легитимируют диктаторов, которые часто представляют собой величайшую опасность для мира и стабильности. Язык третьей окончательной статьи — обоснование «права на посещение» — в противоположность некой безличной, объективной рекомендации оставить границы открытыми, сразу задает нормативное измерение всему проекту, а потому утверждает: нужна не сама по себе экономическая взаимозависимость, но взаимозависимость, поддерживаемая уважением всех участвующих сторон. Не просто международная торговля, а справедливая международная торговля.

Заключение

Пункты, в которых трактовка Канта мейнстримом ТДМ может оказаться под вопросом, отнюдь не исчерпываются тремя ошибками в интерпретации, которые здесь проанализированы. Однако их уже достаточно, чтобы показать, насколько отличается кантовский оригинал от принятой сегодня модели. В то время как Кант конструирует емкое и насыщенное требованиями понятие республиканизма, по отношению к которому современные либеральные демократии являются в лучшем случае хорошими приближениями, последователи ТДМ просто отождествили республиканизм и либерализм, сводя тем самым к нулю пространство для критики современных демократических режимов. Но это пространство необходимо, поскольку, как мы показали, усилия, направленные на вечный мир, нельзя приложить сразу и для всех; этот проект относится к тем, в которых нам всегда будет нужно концептуальное пространство для изучения наших недостатков. Если Кант предлагал все расширяющуюся федерацию, открытую для всех типов государств, как средство снижения вероятности войны, потребность в которой особенно велика в отношениях между демократиями и автократиями, ТДМ выдвинула понятие «демократической МПО», или «клубов демократий», существенно снижая тем самым миротворческую роль межправительственных организаций и предлагая деление мира на две хорошо различимые области: зону мира и справедливости, занятую либеральными демократиями, и зону беспорядка и несправедливости (остальной мир). Наконец, если Кант отстаивал право всемирного гражданства как средство снижения взаимного недоверия и усиления взаимосвязи между людьми в самом широком смысле, то ТДМ свела потенциал данного нормативного предложения к одному лишь фрагменту его изначального замысла: к либеральной идее о том, что торговля способствует миру. Этот фрагмент очень важен, и мы располагаем многочисленными подтверждениями того, что торговля действительно способствует миру (по меньшей мере, в некоторых условиях), но это все же только фрагмент.

Поскольку ТДМ оказывает влияние на внешнюю политику запада на протяжении последних 30 лет, корректировка некоторых герменевтических неточностей может оказаться чем-то большим, нежели простое академическое упражнение. И это могло бы быть весьма перспективной исходной точкой для обращения с мощным потоком критики со стороны ТДМ, которая все еще ожидает убедительного ответа. Как мог бы Кант защитить ТДМ от критики, если бы его самого защитили от их интерпретации, — это вопрос уже для другого исследования. 

Примечания

[1] Аналогично Крис Браун (Brown, 1992, p. 41) сомневается, что понятие либеральной демократии, используемое теоретиками либеральной демократии, охватывает понятие республики у Канта.

[2] Например, Кант говорит, что наиболее пригодный строй для достижения идеала вечного мира — это «может быть, республиканизм всех государств вместе и каждого в отдельности [samt und sonders]» (Кант, 1966, c. 282; AA, VI, S. 354). По мнению Дойла (Doyle, 2011, p. 210), Кант желает, чтобы республиканизм восторжествовал не только внутри государств («индивидуально»), но и «между ними» («коллективно»). Во-первых, даже если переводить samt und sonders как «индивидуально и коллективно» и мы согласимся с Дойлом в том, что философ говорит об отношениях между республиками, строящихся тоже по республиканским принципам, это еще не значит, что он хочет ограничить федерацию республиками. Очевидно, он надеется, что республиканизм распространится во всех институтах, национальных и международных, существующих или только подлежащих учреждению. Однако это совместимо с той идеей, что в ожидании превращения всех внутригосударственных режимов в республиканские он хотел бы международную федерацию, которая включает в себя также авторитарные режимы. Более того, нет необходимости интерпретировать samt und sonders так, как предлагает Дойл. Это немецкое выражение обычно используется для усиления убежденности в том, что определенная идея разделяется всеми адресатами речи. Не имея в виду отношений между республиками, Кант в рассматриваемом пассаже скорее воспроизводит свою известную надежду на то, что республиканизм простирается, насколько это только возможно, на любое организованное сообщество. В эпоху Канта республик было очень мало (Франция, кантоны Швейцарии и Соединенные Штаты). Следовательно, весьма уместно понимать его желание как надежду на то, что внутригосударственные республиканские институты распространятся далеко за пределы этого очень ограниченного круга. Только сильно напрягая воображение, можно прочесть в кантовской надежде озабоченность какой-либо более изощренной идеей вроде критериев членства в том супранациональном институте, который еще только следует создать. Я в мельчайших деталях разобрал этот пассаж и оставшуюся часть подтверждения, приведенного Дойлом в работе «Демократические межправительственные организации в поддержании мира: новые исследования» (“Democratic IGOs Promote Peace: New Findings” — неопубликованный набросок, представленный в 2012 году на конференции ISA — Международной социологической ассоциации).

[3] Demoi — множественное число от demos (народ). — Пер.

Л. Каранти. «Вечный» мир и «либеральный» мир: три пункта неверной интерпретации // Кантовский проект вечного мира в контексте современной политики : матер. междунар. семинара / под ред. А.С. Зильбера, А.Н. Саликова. — Калининград : Изд-во БФУ им. И. Канта, 2013. С. 131-143

Перевод с английского Н.В. Данилкиной и А.С. Зильбера

Список литературы

Кант И. К вечному миру // Соч. : в 6 т. М., 1966. Т. 6.

Кант И. Метафизика нравов // Там же. 1965. Т. 4, ч. 2.

Brown C. International Relations Theory: New Normative Approaches. N.Y., 1992.

Cavallar G. Kantian Perspectives on Democratic Peace: Alternatives to Doyle // Review of International Studies. 2001. Vol. 27. P. 229—248.

Doyle M.W. Kant, Liberal Legacies, and Foreign Affairs. P. 1, 2 // Philosophy and Public Affairs. 1983. Vol. 12, № 3. P. 205—235 ; № 4. P. 323—353.

Doyle M.W. Liberal Peace : Selected Essays. N.Y., 2011.

MacMillan J. A Kantian Protest Against the Peculiar Discourse of Inter-Liberal State Peace // Millennium. 1995. Vol. 24, № 3. P. 549—562.

Russett B., Oneal J. Triangulating Peace: Democracy, Interdependence, and International Organizations. N.Y., 2001.

Russett B. Democratic International Governmental Organizations Promote Peace // International Organization.2006. Vol. 60. P. 969—1000.

Об авторе 

Луиджи Каранти — доцент факультета политических наук в университете Катаньи, e-mail: lcaranti@gmail.com