С.В. Юрченко. Обоснование естественного права у Гоббса и Руссо и гражданско-правовая концепция Канта

Жан-Жак Руссо

Любая юридическая теория права в основе своей есть теория философская. Ибо нуждается в теоретическом осмыслении право как явление духовное, однако такое, которое обусловливает и опосредует многие институты современного общества; право – это в первую очередь феномен сознания, но включённый в качестве необходимого звена в важнейшие общественные отношения. Всякая попытка теоретического осмысления этого явления оборачивается той или иной философией права.

Среди различных подходов к философскому обоснованию юридической теории права особое место занимают подходы с точки зрения естественного права.  При всём разнообразии взглядов, все они сходятся в том, что право в своей первооснове не установлено законодателем и зиждется на иных, объективных, основаниях. Однако общих характеристик естественно-правового подхода может оказаться недостаточно, и необходим детальный анализ взглядов конкретных мыслителей.

Томас Гоббс в рамках теории естественного права создаёт новую парадигму, впервые выражающую именно юридическую специфику права и четко отграничивающую феномен права от смежных с ним, но иных явлений – морали и религии. В основе концепции Гоббса лежит подход, связанный как с критическим переосмыслением античного философского наследия, так и современных ему естественнонаучных достижений.

Основополагающим понятием философии права Гоббса является  понятие естественного права как права человека. Человеку, по Гоббсу, присуще одно-единственное естественное право – на самосохранение. Самосохранение – понятие стоической и эпикурейской философии, используемое Гоббсом. Из него выводимы другие фундаментальные  права человека – на жизнь, свободу, собственность, стремление к счастью.[1]

Право на самосохранение присуще человеку в естественном состоянии. В связи с этим необходимо затронуть вопросы методологии философии права Гоббса. Его философия права есть в то же время и философия государства. Его методология является результатом  критического размежевания с  Аристотелем.

Согласно известной аристотелевской характеристике человека как zoon politikwn, человек, в силу своей природы, изначально включён в общинную жизнь в полисе, вне которого он не может существовать. Полис связан с  целевым предназначением человека. Согласно Аристотелю, человек есть гражданин по природе. Гоббсово же учение о человеке (и гражданине) полностью порывает с идеей государства, вплетённого в естественный порядок вещей, и соответствующей такому государству и такому порядку вещей природы человека.

По Аристотелю, в полисе находят своё завершение семья и сельская община, также существующие по природе. Применяемые Аристотелем по отношению к полису элементы процедуры анализа не растворяют полис в догосударственном состоянии, а наоборот, подтверждают идею его естественности. У Аристотеля методологическое сведéние сложного к простому оканчивается уже первыми сообществами как далее неразложимыми элементами. Оно не доходит до индивида как такового, мыслимого вне своих общественных отношений; этот элемент для Аристотеля принципиально недостижим.

Томас Гоббс

В противоположность этому, Гоббс в своём анализе общества впервые доходит до индивида как первоэлемента и понимает объединение индивидов в общество как продукт их деятельности, выходящий за рамки чисто природного порядка. В методологической концепции заключается связь между Гоббсовой философией права и государства, с одной стороны, и его натурфилософией, с другой стороны. Подобно тому, как «первая философия» начинает с эвристической идеи уничтожения мира, дабы посредством устранения феномена опыта достичь универсалий, делающих возможным последующее знание и лежащих в его основе [2, 138] , так и социальная философия начинает с мысленного разложения общества.

Универсалии, лежащие в основе натурфилософии Гоббса, суть протяженность и движение. В результате же анализа мира социального Гоббс приходит к универсалии естественного права.

Естественное состояние у Гоббса – это эвристическая модель-фикция некоторого состояния, в котором люди как разумные существа живут в сообществе друг с другом по природе и в котором мы отвлекаемся от всяких условий государственного господства. Исследуя это понятие, Гоббс  дедуцирует условия, при которых естественное право человека может быть реализовано.   Последовательность  основных логических шагов при этом такова. [1, 270 – 506] (См. также [7, 161 – 189], [8]). Очевидно, что человек от природы имеет необходимые потребности и способен к сознательно целесообразным действиям (обладает внешней свободой). Природа понуждает его заботиться о собственном самосохранении. Невозможно мыслить природу, делающую неизбежной человеческую заботу о самосохранении и одновременно принципиально отказывающую в праве на самосохранение. Поэтому вместе с естественно необходимой заботой человека о самосохранении должно мыслиться и неразрывно с ней связанное право на самосохранение. Это право естественное, так как оно не установлено никаким законодателем. В то же время, данное понятие у Гоббса ни в коем случае не  является метафорой. Как показывает ход дальнейших рассуждений Гоббса, естественное право на самосохранение – это необходимый набор правомочий, принадлежащий человеку в силу того, что он от природы есть animal rationale.

Для реализации своего естественного права на самосохранение человек нуждается в средствах. О том, какие именно средства ему для этого необходимы, может судить только он сам. Поскольку же потенциально в качестве средства самосохранения человек может претендовать на всё, что угодно, из права на самосохранение вытекает право каждого на всё.

Однако естественное право каждого на всё противоречит самому себе и самоупраздняется, ибо право на всё одного означает полное упразднение этого права всех других. Стало быть, естественное состояние человека, как состояние естественного права на самосохранение, одновременно является состоянием отсутствия права и поэтому внутренне противоречиво.

В естественном состоянии каждый может также и суверенно судить о том, какие внешние действия являются правомерными, и, таким образом, каждый является своим собственным судьёй. Но суждение каждого о собственном праве находится в потенциальном противоречии с суждением об этом каждого другого. Поэтому естественное состояние – это состояние постоянного потенциального спора о праве всех со всеми, и в этом состоянии отсутствуют какие-либо правоположения, обязательные для всех. Это и есть известная Гоббсова война всех против всех. У Гоббса, как это впоследствии уточняет Кант [5, 166], речь идёт не о войне в смысле фактического ведения боевых действий, а о юридическом состоянии войны. Это состояние точнее было бы назвать status belli omnibus contra omnes вместо bellum omnibus contra omnes, как его называет Гоббс. Иными словами, имеется в виду война в смысле отсутствия мира между людьми в естественном состоянии, – состояние мира только предстоит учредить.

Долг человека, по Гоббсу, – выйти из естественного состояния и учредить состояние гражданское, состояние мира всех со всеми. По логике рассуждений Гоббса именно в гражданском состоянии право человека на жизнь, свободу, собственность и стремление к счастью, коренящееся в естественном праве на самосохранение, должно получить позитивное закрепление и быть гарантировано. Однако, как известно, именно Гоббсова концепция государства, в силу того, что суверен понимается в ней как legibus solutus, а отчуждение прав граждан в его пользу посредством акта вхождения в политический союз – как  необратимое, не позволяет согласиться с тем, что гражданское состояние, как  его мыслит Гоббс, дает такую гарантию.

Тем не менее, именно логика рассуждений Гоббса, будучи продолжена Руссо и Кантом, содержит возможность мыслить новую модель гражданского общества, государства и позитивного права. Переход из естественного в гражданское состояние означает также и переход от права только естественного к праву позитивному. При такой модели позитивное право служит закреплением права человека как естественного и гарантией его  реализации в гражданском состоянии.

Руссо освобождает понятие естественного права от связи с возможными человеческими целями. Уже у Гоббса, в отличие от его предшественников по теории естественного права, не было и не могло быть речи о цели творения и месте в нем человека. Однако у Гоббса говорилось о стремлении человека к самосохранению как о его естественной цели. У Руссо вместо этого остается только возможный произвол любого (возможного от природы) целеполагания.

Руссо согласен с тем, что первым естественным законом любого живого существа является его забота о самосохранении. Человек, будучи существом разумным, ради самосохранения осуществляет целенаправленную, рационально управляемую деятельность. Для Руссо одно и то же – иметь волю и быть свободным, поэтому человек по природе свободен: “L’homme est né libre”.

В связи с этим также и равенство оказывается «прирожденным» человеку, однако не в смысле «материального» определения его природы в отношении к каким-либо свойствам или целям, а только в отношении способности к любым действиям, как равенство свободы людей.

Так как отказ от свободы делает человека бесправным и безответственным, общественный договор в том виде, в каком его мыслит Гоббс, с точки зрения Руссо несовместим с природой человека, противоправен и ничтожен.

Право на применение свободы, которому никто не препятствовал бы, является естественным правом человека. Оно не нуждается в легитимации, потому что оно само является основой всякой легитимации. Но это положение имеет у Руссо только то негативное значение, что «от природы» не существует ограничения чужой свободы, то есть господства над себе равными. Правомерность такого господства еще должна быть доказана.

Если из права свободы, присущей каждому в отдельности, нельзя вывести права господства, и этого права нельзя также, конечно, вывести из одного только принуждения со стороны господствующей воли, то в качестве возможного основания права господства остается только, как и у Гоббса, договор, но у Руссо он выглядит совершенно иначе.

В соответствии с идеей общественного договора, как ее мыслит Руссо, каждый заключает с каждым и, тем самым, все без исключения друг с другом договор, но не в пользу кого-либо, на котором все случайно могут сойтись, а в пользу каждого и тем самым всех. Хотя посредством этого договора каждый отказывается от изначального господства над собой, но делает это не в пользу чужой воли, а в пользу всеобщей воли, значит воли по возможности необходимо включающей собственную волю каждого (“volonté générale”). Он при этом «подчиняется, однако, только самому себе и остается таким же свободным, как и прежде» [6, 160]. Как воля, дающая закон всему позитивному законодательству, всеобщая воля абсолютно суверенна, она является высшей правовой волей, правомерно не отчуждаема (ибо всякий договор уже ее предполагает) и неделима (ибо в таком случае она перестала бы быть всеобщей), она одна и та же для всего мыслимого человечества везде и всегда, она основа и гарант всякого возможного права и потому всегда сама «в праве»: “La volonté générale est toujours droite”.

Правовая концепция Канта продолжает парадигму его предшественников. Естественное право лежит в основе права позитивного, позитивное право служит закреплению и обеспечению естественно права. Но, в отличие от своих предшественников, Кант разрабатывает разветвленную философскую теорию права, которая составляет важную часть его практической философии.

Как и теоретическая и практическая философия Канта в целом, его теория права опирается на гносеологический фундамент. Основополагающие понятия практической философии Канта, в том числе его теории права, имеют гносеологический статус идей. Как известно, идеи, по Канту, – особая разновидность чистых априорных понятий. Идея – такое понятие, которому в опыте не может быть дан никакой адекватный предмет [3, 358]. Однако определенная разновидность идей является идеями практическими. Практическое,  по Канту, есть все то, что возможно благодаря свободе [3, 658].  Практическая идея заставляет человека действительно создавать в процессе собственной деятельности то, что содержится в его понятиях [3, 359].

Теория права Канта – это метафизика права, разновидность специфически философского знания. И это знание, по Канту, с необходимостью должно лежать в основе действующего права. Метафизическое познание – познание на основе чистых априорных понятий, точнее, такой их разновидности как идеи. В основе метафизики права лежит система практических правовых идей.

Систематическому изложению теории права Кант посвящает «Метафизику нравов в двух частях», часть первая которой называется «Метафизические начала учения о праве». Теория права «требует вытекающей из разума системы, которую можно было бы назвать метафизика права» [4, 111].

Метафизика права под определенным углом зрения рассматривает деятельность человека, сферу произвола, желания и воли. Этой деятельности адресованы требования, предписания, вытекающие из практического, – нравственного и правового, – закона чистого разума. В отличие от учения о добродетели, учение о праве рассматривает эту деятельность не с точки зрения мотивов поступков, а с точки зрения совместимости во внешних действиях произвола одного с произволом каждого другого.

Закон чистого практического разума содержится в чистых априорных понятиях, идеях, но он в определенном смысле применяется к опыту. Однако этот закон не может познаваться из опыта. «Если поэтому система априорного познания из одних только понятий называется метафизикой, то практическая философия, имеющая своим предметом свободу произвола, а не природу, предполагает метафизику нравов и нуждается в ней, т.е. иметь таковую есть даже долг, и каждый человек имеет ее в себе, хотя обычно в довольно туманном виде; в самом деле, как мог бы он без априорных принципов считать, что он имеет в себе всеобщее законодательство?» [4, 123]. По Канту, иметь метафизику права потому есть долг, что есть долг иметь в себе принципы правовой справедливости. Эти принципы должны применяться к опыту, реализовываться в правовой деятельности человека, но не могут из опыта познаваться. Ибо из наблюдения того, как обычно поступают, невозможно вывести знание о том, как дóлжно поступать. Человек находит эти принципы в своем самосознании, пусть в смутном виде. Систематически, ясно и отчетливо их изложить – задача метафизики.

Как и у Руссо, человеку присуще, согласно Канту, только «одно-единственное» «прирожденное право» – «свобода (независимость от принуждающего произвола другого), поскольку она совместима со свободой каждого другого, сообразной со всеобщим законом». Это право «присущее каждому человеку в силу его принадлежности к человеческому роду» [4, 147]. Подобно Гоббсу и Руссо, Кант мыслит переход общества к государственному состоянию как условие обеспечения права, которое уже до этого было присуще человеку. Существенное отличие Канта от его предшественников заключается в том, что он специально рассматривает систему имущественных прав, которые человек имеет уже в догосударственнном состоянии, и на государственное состояние смотрит с точки зрения  обеспечения этих прав.

Несмотря на единственность прирожденного права, Кант считает необходимым говорить также как о естественном праве о «прирожденном мое и твое», которое является внутренним и не может быть внешним, так как «внешнее [право] всегда должно быть приобретено» [4, 147].

Кант ставит вопрос о делении естественного права: «Основное деление естественного права не может быть делением на право естественное и общественное (как считалось до сих пор); оно должно быть делением на естественное право и гражданское; первое из них носит название частного права, второе – публичного. В самом деле, естественному состоянию противоположно не общественное, а гражданское состояние: в естественном состоянии общество может существовать, но только не гражданское (гарантирующее мое и твое посредством публичных законов); поэтому право в естественном состоянии и называется частным» [4, 152]. Несмотря на необычную терминологию и своеобразное употребление терминов «частное», «публичное» и «гражданское» право, ход мысли Канта здесь достаточно ясен. Переход к государственному состоянию должен, по Канту, обеспечить каждому, выражаясь современным языком, его права на имущественные и неимущественные блага, но эти права, правда, без такого их обеспечения, принадлежали ему уже и прежде.

Кантово учение о частном (по терминологии самого Канта) праве – это по существу анализ оснований существования уже в догосударственном состоянии гражданско-правовых (в современном смысле) понятий и принципов и обусловливающих их общественных отношений. В этом анализе Кант следует традиционному делению гражданского права на институты вещного и обязательственного (в терминологии Канта – «личного») права. Он также вводит термин «вещно-личное право»; вещно-личное право у Канта охватывает брачно-семейные и смежные с ними отношения.

Изложение частного права Кант начинает с института вещного права. Согласно логике рассуждений Канта, право собственности в субъективном смысле не может не предшествовать праву собственности в объективном смысле. Вопрос, как возможно право собственности в субъективном смысле – это форма постановки вопроса о генезисе права собственности. Исходное понятие в анализе Канта – «мое в правовом отношении  (meum juris)» [4, 155]. Это широкое понятие: оно охватывает не только вещное, но и обязательственное («личное» в кантовской терминологии) и вещно-личное право, а среди вещных прав – не только право собственности. Но именно сильное право на вещь, то есть право собственности, является у Канта моделью, которую он использует для конструирования обязательственного и вещно-личного права.

Для анализа «моего в правовом отношении» Кант применяет понятия пользования и владения. Важнейшую роль играет различение и противопоставление чувственного и умопостигаемого владения. Чувственное владение доступно созерцанию, это фактическое господство над телесной вещью, как правило, – условие непосредственного пользования ею. Но факт чувственного владения сам по себе ничего не говорит о том, с каким юридическим содержанием владение связано.

Умопостигаемое владение, по Канту, – это «чисто правовое владение» [4, 155]. Это владение, которое имеет место и в том случае, если владелец телесной вещи фактически не обладает ею, не является, по крайней мере, в данное время, ее держателем. Умопостигаемое владение – это явление, которое только и возможно благодаря понятию об этом явлении. Понятие об этом явлении является всеобщим и необходимым в том смысле, что ему присущи свойства всеобщей сообщаемости и внутренней убедительности. Оно основывается на правовом постулате практического разум: «Можно всякий внешний предмет моего произвола иметь моим; это означает, что максима, согласно которой, если бы она была законом, какой-нибудь предмет произвола сам по себе (объективно) должен был бы стать бесхозяйным (res nullius), противна праву» [4, 156].

Этот постулат содержится, по Канту, в правовом практическом разуме. Сегодня мы сказали бы, что это – представление, которое содержится в правосознании, в правовом самосознании. Существенно важно для правильного понимания кантовского правового постулата учитывать, что соответствующее представление содержится в правосознании до и независимо от публичного правового состояния, независимо от существования государства, являющегося монопольным создателем позитивного права. Но, тем не менее, это представление присуще правосознанию необходимым образом и на нем основывается, выражаясь языком современной теории права, абсолютное правоотношение, связанное с сильным вещным правом.

Используя уже разработанное понятие умопостигаемого владения в качестве модели понятия, содержащего юридический принцип, Кант далее формулирует положения, выражающие специфику двух других институтов частного (гражданского) права – личного (обязательственного) и вещно-личного.

Основанием сильного вещного права, как и других институтов, являются чистые априорные трансцендентальные идеи практического разума. Практический разум имеет общечеловеческий характер и поэтому служит гарантом всеобщности и необходимости  правовых принципов, как в условиях отсутствия публичного правового порядка, так и в государственном состоянии.

Публично-правовое состояние общества является гарантом частного права и относящихся к частному праву субъективных прав. Переход к публично-правовому состоянию, согласно логике рассуждений Канта, требуется самими принципами частного права, необходим для закрепления имущественных прав людей.

Литература:

1. Гоббс Т. О гражданине. // Соч. в 2 т. Т. 1. М.: Мысль, 1991.
2. Гоббс Т. О теле. // Соч. в 2 т. Т. 1. М.: Мысль, 1991.
3. Кант И. Критика чистого разума // Сочинения в 6-ти т. Т. 3. М.: Мысль, 1964.
4. Кант И. Метафизика нравов в двух частях // Сочинения в 6-ти т. Т. 4. Ч. 2.   М.: Мысль, 1965.
5. Кант И. Религия в пределах только разума // Трактаты и письма. М.: Наука, 1980.
6. Руссо Ж. Ж. Об общественном договоре. // Трактаты. М: Наука, 1969.
7. Geismann G. Kant als Vollender von Hobbes und Rousseau // Der Staat. Zeitschrift für Staatslehre, öffentliches Recht und Verfassungsgeschichte. Band 21. Heft 2. 1982.
8. Hobbes T. Hobbes über die Freiheit: Widmungsschreiben, Vorw. an d. Leser u. Kap. 1 ­– 3  aus „De Cive“; (lt.-dt.)/eingeleitet u. mit Scholien hrsg. Von Gorg Geismann u. Karlfriedrich Herb. Würzburg: Königshausen u. Neumann, 1988.

Данная статья впервые была опубликована в сборнике «Кант между Западом и Востоком» (2005 :

С.В. Юрченко. Обоснование естественного права у Гоббса и Руссо и гражданско-правовая концепция Канта // Кант между Западом и Востоком. К 200-летию со дня смерти и 280-летию со дня рождения Иммануила Канта: Труды международного семинара и международной конференции: В 2 ч./ Под ред. В.Н. Брюшинкина. Калининград: Изд-во РГУ им. И. Канта, 2005. Ч.II. C. 169 – 178.