Юрген Штольценберг. Философия Канта согласно ее мировому понятию

Юрген Штольценберг

Университет им. М. Лютера Галле-Виттенберга

Философия Канта согласно ее мировому понятию

Публичная лекция, прочитанная 22 апреля 2017 г. в Кафедральном соборе г. Калининграда, в рамках Кантовского лектория Академии Кантиана БФУ им. И. Канта

Самое позднее в 2004 году, когда по всему миру проходили торжества по случаю двухсотлетия со дня смерти Канта, стало понятно, что Кант – всемирный философ. Не Гегель, не Ницше, не Витгенштейн и не Хайдеггер, а именно Иммануил Кант стал той интеллектуальной инстанцией, от которой ожидают ориентирующих ответов на основополагающие вопросы человеческой жизни. И действительно, в то время и в том мире, в котором всё более возрастает угроза общественной жизни со стороны религиозного фанатизма и терроризма, а миллионы людей страдают от голода и войны, в том мире, в котором государства снова и снова вступают в губительную конфронтацию друг с другом, – в таком мире и в такое время кантовский космополитизм разума – это протест против иррационализма, изоляционизма и агрессии.

I

Поэтому не случайно понятие мира играет ключевую роль в философии Канта. В конце «Критики чистого разума» Кант особенно ярко рассуждает о «философии согласно мировому понятию». Оно охватывает то, «что необходимо интересует каждого» (KrV, B 868). Что имеется в виду?

В кантовском понятии мира имеется несколько аспектов, которые следует учитывать, если мы хотим знать, как и почему философия касается каждого. Во-первых, понятие мира относится к области космополитизма. Это такая область, в которой человек живет как гражданин мира, а человек от природы гражданин мира, поскольку он принадлежит к роду человеческому. Это космополитическое измерение как раз подразумевается, когда Кант говорит, что человек «предназначен своим разумом к тому, чтобы пребывать в обществе людей» (AA 7, 324). С этим связана инновационная идея Канта о праве гражданина мира. Оно предусматривает, что люди обладают индивидуальными правами непосредственно, а не только лишь в силу их принадлежности к какому-либо государству. Так, право гражданина мира включает право на посещение, согласно которому нельзя обращаться с чужестранцем заведомо враждебно.

Во-вторых, понятие мир относится к моральному миру. Это Кантова идея устройства мира по законам свободы, т.е. идея морального и справедливого мира. Построение такого мира составляет моральный интерес человека, если он осознает себя и равных себе как свободных автономных существ, имеющих «неотчуждаемое достоинство» (AA 6, 436). Это включает в себя институциализацию отношений взаимного признания, в рамках которых люди рассматривают друг друга и обращаются друг с другом не как со средствами для своих целей, но как с «целями самими по себе» (AA 4, 428), то есть уважают друг друга. Именно это имеет в виду Кант, когда рассуждает о моральной культуре.

При этом Кант отстаиват тезис, согласно которому человек ввиду своей разумности, связывающей его со всеми другими людьми, призван к тому, чтобы средствами искусства и науки окультуривать, цивилизовать и морализовать (AA 7, 324) тот мир, в котором он живёт, и тем самым также самого себя. Это то, что сегодня выражается в ключевых словах «гуманизация человечества», идущих из эпохи Просвещения, и что в эпоху всеобщего увлечения экономикой может легко потеряться из виду. Здесь же получило философскую «прописку» и такое современное понятие как всемирное культурное наследие. Оно обозначает культурные ценности, которые созданы представителями той или иной цивилизации и которые имеют значение образцов на уровне культуры всего человечества, и поэтому должны сохраняться и охраняться.

Наконец, когда Кант говорит о философии согласно ее мировому понятию, то имеется в виду архитектура той системы знаний, которая образует философию. Философия развивается как систематически упорядоченное представление об общей взаимосвязи принципов человеческого знания и поведения. Но взаимосвязь, а значит и единство философской системы знаний – это не агрегат, собранный по внешним признакам из отдельных частей, а система, части которой определены единым принципом, согласно которому они получают своё место во всей системе и одновременно свое собственное оправдание. Поскольку такой принцип обосновывает существование частей и их взаимосвязь, его можно понимать как воплощение их целесообразного порядка. Таким образом, этот принцип представляет собой последнюю, или, по выражению Канта, конечную цель (KrV, B 868). Тем самым общая взаимосвязь принципов человеческого знания и поведения устанавливается путём подчинения всех принципов последней, или конечной цели. Конечная цель, и это очень важно, относится к тому, что Кант обозначил знаменитой формулой Просвещения, на которую его вдохновил теолог Иоган Йохим Шпальдинг: «всё назначение человека» (KrV, B 868)[1]. Предназначение человека состоит в следующей задаче: на пути окультуривания, в процессе, как пишет Кант, продвижения «в непрерывном ряду необозримого числа поколений» – человек должен в конце концов прийти ко всемирной общности, в которой все люди «космополитически связаны» (AA 7, 333) и уважают друг друга как моральные существа, и таким образом способствуют физическому благополучию друг друга.

Это должно проявиться в создании сообщества государств в форме федеративного союза. В нём Кант видел единственно возможную гарантию долговременного мира во всём мире. Философия касается того, что «необходимо интересует каждого» именно потому, что она отвечает на вопрос, в чем состоит «всё предназначение человека», то есть его последняя, или конечная цель, которую человек должен преследовать в своей личной и общественной жизни.

Но этим значение мирового понятия философии у Канта еще не исчерпано. Важно учитывать, что конечная цель, определенная таким образом, сама подчиняется одному условию, при котором она только и может быть достигнута. Это условие, которое на первый взгляд может очень удивить, дано двумя космологическими идеями, а именно идеей Бога и идеей бессмертия человеческой души. Поэтому, с точки зрения Канта, последняя и высшяя цель человеческого разума определяется ответом на два вопроса. Первый вопрос – «Существует ли Бог?», второй вопрос – «Есть ли загробная жизнь?» (KrV, B 831). Поиск ответа на эти вопросы – это и есть собственно то, что «необходимо интересует каждого». К этому я еще вернусь.

II

Из того, что было сказано, ещё нельзя понять в полной мере, почему не угасает интерес всего мира к философии Канта. Следует указать ещё одну решающую черту. Это человеколюбивый характер философии Канта. Канта как философа интересуют условия существования человека (conditio humana). Уже молодой Кант, восхищавшийся Руссо, видел высшую задачу философии в том, чтобы «установить права человечества»[2]. Это убеждение Кант пронёс через всю свою жизнь, на этом держится вся его практическая философия. Однако этика Канта исходит также из конкретной, индивидуальной человеческой экзистенции. Она принимает во внимание значение, которое имеют наши первичные естественные склонности, наши витальные потребности и наши пожелания к той жизни, которую нам приходится вести, – ведь с ними связаны наши индивидуальные представления о счастье.

При этом она исходит из того, что мы располагаем нравственной компетенцией – это способность отвлечься от индивидуальной точки зрения и принять моральную перспективу. Это такая позиция, в которой мы в состоянии дистанцироваться от следования нашим первичным наклонностям и желаниям и ориентировать наши долгосрочные планы и поступки по строго всеобщим нормам, т. е. таким, которые приемлемы для любого в аналогичной ситуации. Так мы поступаем, сознательно или бессознательно, в тех случаях, когда мы говорим или убеждены в том, что какое-либо действие или бездействие хорошо или плохо само по себе. Такое достаточно часто происходит в повседневной жизни, будь то оценка морально релевантных конфликтных ситуаций или целых жизненных проектов.

Для Канта чрезвычайно важно, что в этой моральной точке зрения, которая всем доступна и каждому знакома, выражается сознание свободы, о котором Кант поэтому справедливо замечает, что оно «написано в душе человека самыми крупными и удобочитаемыми буквами» (AA 8, 287). Кантова этика свободы соединяет обе перспективы. Именно так она воздает должное условиям человеческого существования: она берёт в расчёт данные от природы потребности конкретного человека и его стремление к полному благополучию, которое Кант называет счастьем; он пытается согласовать это стремление с требованиями универсальной морали, которая приемлема для всех людей. Таким образом, Кант в своей этике искал пути признания и оправдания человеческого стремления к благополучию и счастью и ни в коем случае не пытался подавлять их, вопреки обвинениям в формализме и ригоризме, которые снова и снова звучат в его адрес. Таково гуманное содержание этики Канта.

III

Почти непрерывный, а в последние десятилетия растущий, интерес вызывает Кантова философия права и государства, особенно его размышления о мирной политике. И здесь рассуждениями Канта также движет глубоко гуманистический интерес. Потому что лишь когда права всех людей – «права человечества», по выражению раннего Канта, – обеспечены в долгосрочной перспективе, только тогда можно осуществить этическое требование обращаться друг с другом не как со средствами, а как с целями самими по себе. Такое идеальное состояние можно представить только в состоянии такого же идеального вечного мира между государствами с республиканской формой устройства, т. е. такими государствами, важнейшими критериями которых являются представительная система и строгое разделение властей. Как уже упоминалось, Кант считает гарантом прав всех людей союз народов или государств. Идея международного союза – это новаторское решение Канта: это идея федерации свободных и суверенных, республиканских государств, которая организована как постоянно действующий конгресс государств. Этот конгресс и его органы должны заботиться о том, чтобы государства, как пишет Кант, разрешали «споры между собой цивилизованным образом, как бы судопроизводством, а не варварским (дикарским) способом, и именно не войной» (AA 6, 351). Историческую Лигу Наций, а также её наследницу, основанную в 1945 году Организацию Объединённых наций, можно считать попытками создать интернациональную институциональную основу для воплощения Кантовой идеи международно-правового обеспечения мира.  Согласно Хартии объединённых наций, главные цели этой организации состоят в обеспечении мира, развитии дружеских отношений между нациями, решении глобальных проблем и защите прав человека.

Если задаться вопросом, насколько удалась эта попытка, то результаты предстают очень противоречивыми. С одной стороны, Организация объединённых наций в последние десятилетия способствовала поддержанию мира  во многих странах и регионах. Следует также отметить ее успехи в области оказания гуманитарной помощи в рамках всемирной продовольственной программы, направленной на борьбу с голодом. Но с другой стороны, ООН оказалась не в состоянии предотвратить вооружённые конфликты. Её резолюциями пренебрегали и продолжают пренебрегать. Зачастую ООН просто беспомощно наблюдает за нарушениями международного права. И она не смогла и не может остановить гонку вооружений. Стало ясно, что на этом пути глобального мира не достичь. Кантов постулат из третьей предварительной статьи его трактата «К вечному миру» о том, что «постоянные армии должны быть со временем полностью упразднены» (AA 8, 345), всё ещё ждёт, что его выполнят, – как и многие другие выдвинутые Кантом требования для обеспечения всеобщего мира, – назовем ли здесь запрет на вооруженное вторжение или на «засылку убийц из-за угла» (AA 8, 346).

IV

Формат выступления не позволяет изложить детальный анализ размышлений Канта на тему обеспечения мира между народами. Но один пункт следует подчеркнуть. Это аргумент в пользу учреждения миротворческого союза, который часто неверно понимают. Существенная черта такого союза в том, что в нём не предусмотрены принудительные законы. По этому аргументу особенно хорошо изучать, насколько дальновидным реалистом был Кант в политических темах. И на этой основе можно также дать реалистичную оценку современного положения дел на планете с точки зрения возможности и гарантии глобального мира.

Прежде всего, есть две важные мысли. Первая у Канта звучит так: для государств, желающих выйти из состояния непрерывных военных действий или постоянной угрозы военных действий, – для таких государств есть заповедь практического разума: создать федеративное государство народов, с публичными принудительными законами, которые применяются при попытках нарушить международное право. Вторая мысль по непонятной, на первый взгляд, причине противоречит первой: государства «исходя из своего понятия международного права, решительно не хотят этого» (AA 8, 357). Обоснования этой второй мысли Кант не дает. Но его легко реконструировать. Суверенные государства не хотят подчиняться принудительным законам по той причине, что они уже находятся в правовом состоянии. Подчинение (внешним)  принудительным законам означало бы для них потерю политической автономии и суверенитета – и этого они сами по себе просто не могут желать. Поэтому невозможна такая правовая норма, которая принудит отдельные государства вступить в такое государство народов.

К тому же, такое «государство государств», как следовало бы назвать всемирное государство с принудительными законами, противоречило бы одному условию международного права. Это «государство государств» было бы единственным государством, на международное право регулирует отношения между несколькими государствами. Кроме того, оно было бы чем-то вроде универсальной монархии, что чревато глобальной диктатурой. Поэтому Кант возлагает надежду на построение федеративного союза государств, в котором не будет принудительных законов, но который должен всеми силами содействовать стабилизации мира и сдерживать наклонность к враждебным столкновениям, не будучи в силах устранить «постоянную опасность их проявления» (AA 8, 357).

Но это ещё не последнее слово Канта. Он верит в постоянное и все более прогрессирующее развитие моральной и политической культуры. Оно должно вести ко всё большему согласованию основополагающих моральных и политико-правовых принципов – как раз то, что подразумевается в уже упомянутой «гуманизации человечества». К этим принципам относятся, среди прочего, права человека, республиканизм, и рассмотренное ранее право гражданина мира. Такой консенсус, согласно чаяниям Канта, облегчит достижение транснационального согласия ввиду того, что отсутствует альтернатива для добровольно созданного глобального государства народов, которое, в форме «минимального вторичного всемирного государства»[3] все же представляет собой организацию, которая держится на определённых законах, обязательных для исполнения.

Кант понимал, что это такой процесс, который будет длится неопределённо долго, и чтобы он был успешным, нужна не только принципиальная готовность решать конфликты мирными средствами, но и политическое благоразумие, опыт и практическая способность суждения. Кант понимал также то, что судьбы народов вершатся не философами, и что это даже нисколько не желательно, поскольку обладание властью несет в себе опасность коррумпирования свободного независимого суждения. Но для культуры просвещённого народа Кант считал необходимым, чтобы «короли или самодержавные (самоуправляющиеся по законам равенства) народы не должны допустить, чтобы исчез или умолк класс философов, а должны дать ему возможность выступать публично, […] так как по своей природе этот класс не способен создавать группы и клубы» (AA 8, 396).

 Состояние открытых Кантом процессов развития в направлении к идеалу вечного мира можно усмотреть, с одной стороны, в современном положении мировой политики и в отношениях между государствами, в существовании Организации Объединённых наций с её центральными органами, такими как Генеральная Ассамблея, как Совет Безопасности, который обладает исполнительной властью, как Международный трибунал по морскому праву и Международный суд ООН, которые, однако, не имеют принуждающих полномочий, – а с другой стороны, во Всемирной Торговой Организации, а также в той роли, которую философия, – или точнее будет сказать: философия Канта – играет в современной интеллектуальной культуре государств мира. Очевидно, что картина здесь окажется крайне противоречивой, если не удручающей. Но ведь мир, как справедливо отметил Кант, это «высшее политическое благо» (AA 6, 355), и так как мы не можем знать, что он недостижим, то мы обязаны, исходя из разумных оснований, делать всё для того, чтобы можно было его достичь.

V

Кант назвал долговременный мир «высшим всемирно-гражданским благом» (Refl. 8077, AA 19, 612). Это возвращает нас к уже затронутому вопросу о том, в чем состоит последняя цель, на которую направлена философия согласно её мировому понятию, и какую роль здесь играет вопрос о существовании Бога. Высшее всемирно-гражданское благо, которое дается долговременным миром, состоит, если говорить точнее, в сочетании моральных правоотношений и достижении благополучия и счастья людей, которые осознают себя гражданами мира. Таким образом идея высшего морального блага, идея гармоничного сочетания морально ответственного стиля жизни со стремлением к счастью, – эта идея, которая изначально относится к обстоятельствам индивидуальной жизни, распространяется на уровень мировой политики. То, что имеет силу для личной жизни, должно оставаться в силе также и для жизни всех граждан в масштабе мировой политики, т.е. для всех граждан мира.

Именно здесь становится актуальным вопрос Канта: «А существует ли Бог?». Тезис Канта, на первый взгляд провокационный, состоит в том, что идея Бога – необходимая идея, которая порождается или должна порождаться самим человеческим разумом в его практическом применении и служит предпосылкой, исходя из которой может быть понята возможность такого жизненного проекта, который может руководствоваться идеей о том, что стремление к моральной жизни можно гармонично согласовать со стремлением к счастью.

Аргумент Канта в пользу этого тезиса вовсе не нелепый. Кант совершенно справедливо исходит из того, что в теоретическом измерении невозможно обосновать возможность согласования моральности и счастья. Потому что ни морально действующий субъект, ни политически действующий субъект не могут подчинить своей воле ход вещей и законы природы. И природа в свою очередь не сообразуется с законами морали и права. Тем не менее, идея построения морального мира – как в персональном смысле, так и в глобально-политическом смысле – основана на предпосылке, что такое согласование законов природы и законов морали возможно, потому что ее требование построения морального мира направлено на такое согласование, в нем заключается смысл ее практических интенций, независимо от того, ясно это для нее или нет.

Решающий шаг состоит в следующем кантовском выводе: если требуется такое согласование, то необходимо постулировать внешнюю причину, которая способна порождать природу и содержит такую основу этого согласования, которую невозможно дать теоретически. Такая внешняя причина также должна быть способна оказывать влияние на моральные законы, потому что она должна быть причиной согласованности между порядком природы и морально-правовым порядком. Это значит, что она должна обладать разумом и волей – а как раз этому требованию удовлетворяет понятие Бога. Итак, это ключевой пункт: чтобы объяснить возможность сближения моральности и благополучия – такого сближения, которое невозможно теоретически обосновать в условиях конечности и незащищённости нашего существования и которому невозможно дать гарантию реализации, – практический разум постулирует существование высшей сверхчувственной инстанции, которая по традиции именуется Богом (AA 5, 226).

Эта мысль Канта вплоть до наших дней многим кажется исторически обусловленным компромиссным решением, которое едва ли следует воспринимать всерьёз, и которое без потерь можно отделить от ядра персональной и политической этики Канта. Такая позиция упускает из виду и недооценивает ту проблемную ситуацию, на которую отвечает постулат о существовании Бога. Эта проблемная ситуация – стоит ещё раз повторить – теснейшим образом связана с conditio humana, с незащищённостью человеческого существования. Таков ход мыслей Канта: о моральности наших намерений мы сами можем позаботиться, если только действительно пожелаем этого. Но мы не можем сами полностью обеспечить успех выбранного нами жизненного проекта, и своё благополучие, и справедливое в мировом масштабе распределение справедливости и счастья. Чтобы морально правильную жизнь можно было в конечном счете назвать ещё и счастливой жизнью, – для этого мы вынуждены обходиться своего рода милостью, которая как бы доказывает нам о то, что находится не в нашей власти. Но пока мы держим в поле зрения своё благополучие и своё счастье, мы питаем также надежду на то, что они нам, возможно, достанутся и что жизнь не оставит нас у разбитого корыта.

Тем самым мы питаем надежду на то, что наши моральные интенции соответствуют нашим мечтам о счастье. И мы надеемся, что мир, в котором мы все живём, не испугает нас, подобно Дантевскому аду, криком «оставь надежду, всяк сюда входящий!». Надежда, если точнее, отсылает к тому, что Кант в своей эстетической теории выразил словами: человек «приспособлен к миру» (AA 16, 127). И, таким образом, опыт счастья предстает как аналог опыту прекрасного. Потому что и в том, и в другом опыте обнаруживается гармония разнородных элементов, которая создана не нами самими, которая возникает будто сама собой и именно таким образом осчастливливает нас. На это откликается Кант своим учением о постулате бытия Бога. Это учение возникает из размышлений о том, что нам неподвластно, что случается с нами и на что мы можем только надеяться, и на чем мы одновременно строим свою жизнь, как индивидуальную, так и глобальную, что мы принимаем или должны принимать за основу, без которой наша надежда потеряла бы смысл. Возможно, это могло бы стать тем базисом, который могли бы принять различные религии – не отказываясь от различий в содержании их веры, но сохраняя толерантность и мирные отношения в плюралистическом мировом сообществе.

Такая идея – идея разума. С его помощью Канта отвечает на тот вызов, который всё более настойчиво идет со стороны религии в адрес просвещенной философии и всего светского мирового сообщества. Критическая философия, которая следует традициям Просвещения, вовсе не должна вступать в полемику с притязаниями религии. Она только должна развертывать свое собственное понятие вплоть до его последних следствий. Тогда она будет соответствовать тому мировому понятию философии. Это понятие, как уже было сказано, может способствовать взаимопониманию между религиями. Потому что само это мировое понятие философии несет в себе достаточное основание для того, чтобы то непостижимое, которое словно тень сопровождает всё бытие человека ввиду его незащищенности и конечности и от которого не спасают и условия далеко продвинувшейся секуляризации, – чтобы, не уничтожая его, привести его в согласие с единством универсального смысла. Пожалуй, это единственная рационально допустимая теодицея перед лицом того зла, которое существует в мире, и в конце концов это, пожалуй, как раз то, что действительно необходимо интересует каждого.

Перевод с нем. А.С. Зильбера

[1]       Употребление Кантом формулы «назначение человека» см. далее: AA VIII, 18-19, 24-28; AA V, 298-303; AA VI, 267-268, 50, 162; AA VII, 321-323 и AA IX, 447.

[2]       I. Kant: Bemerkungen in den “Beobachtungen über das Gefühl des Schönen und Erhabenen” / Hg. v. Marie Rischmüller. Hamburg: Meiner, 2013, S. 38.

[3]       Kant I. Zum ewigen Frieden / Hrsg. von O. Höffe. 2. Aufl. Berlin: Akademie Verlag, 2004. S. 247.